Графиня де Монсоро

Что до короля, то он в эти дни давал уроки фехтования своим друзьям, изобретая вместе с ними новые удары и стараясь в особенности упражнять д’Эпернона, которому судьба дала такого опасного противника и который ожидал решительного дня с заметным волнением.

Всякий, кто прошел бы ночью, в определенные часы, по улицам, встретил бы в квартале св. Женевьевы странных монахов, уже описанных нами в первых главах и смахивавших больше на рейтаров, чем на чернецов.

И, наконец, чтобы дополнить нашу картину, мы могли бы добавить, что дворец Гизов стал одновременно и самым загадочным, и самым беспокойным обиталищем, какое только можно себе представить. Снаружи он казался совершенно безлюдным, но внутри был густо населен. Каждый вечер в большом зале, после того как все занавеси на окнах были тщательно задернуты, начинались тайные сборища. Этим сходкам предшествовали обеды, на них приглашались только мужчины, и тем не менее обеды возглавляла госпожа де Монпансье.

Мы вынуждены сообщать нашим читателям все эти подробности, извлеченные нами из мемуаров того времени, ибо читатели не найдут их в архивах полиции.

И в самом деле, полиция того беспечного царствования даже и не подозревала, что затевается, хотя заговор, как это можно видеть, был крупным, а достойные горожане, совершавшие свой ночной обход в шлемах и с алебардами в руках, подозревали об этом не больше полиции, не ведали ни о каких опасностях, кроме тех, что проистекают от огня, воров, бешеных собак и буйствующих пьяниц.

Время от времени какой-нибудь дозор все же задерживался возле гостиницы “Путеводная звезда” на улице Арбр-Сек, но мэтр Ла Юрьер слыл добрым католиком, и ни у кого не вызывало сомнений, что громкий шум, доносящийся из его заведения, раздается лишь во имя вящей славы Божьей.

Вот в какой обстановке город Париж дожил наконец, день за днем, до утра того великого, отмененного впоследствии конституционным правительством торжества, которое называют праздником Святых даров.

В этот знаменательный день погода с утра выдалась великолепная, воздух был напоен ароматом цветов, устилавших улицы.

В этот день Шико, который уже в течение двух недель неизменно укладывался спать в опочивальне короля, разбудил Генриха очень рано. Никто еще не входил в королевские покои.

— Ах, Шико, Шико, — воскликнул Генрих, — будь ты неладен! Я еще не встречал человека, который бы все делал так не вовремя. Ты оторвал меня от самого приятного за всю мою жизнь сна.

— Что же тебе снилось, сын мой? — спросил Шико.

— Мне снилось, что мой дорогой К ел юс проткнул Антрагэ насквозь и плавает в крови своего противника. Но вот и утро. Пойдем помолимся Господу, чтобы сон мой исполнился. Зови слуг, Шико, зови!

— А чего ты хочешь?

— Мою власяницу и розги.

— А может, ты предпочел бы хороший завтрак? — спросил Шико.

— Нехристь, — сказал Генрих. — Кто же это слушает мессу праздника Святых даров на полный желудок?

— г Твоя правда.

— Зови, Шико, зови!

— Терпение, — сказал Шико, — сейчас всего лишь восемь часов, до вечера ты еще успеешь себя исхлестать. Сначала побеседуем. Хочешь побеседовать со своим другом? Ты не пожалеешь, Валуа, слово Шико.

— Что ж, побеседуем, — сказал Генрих, — но поторапливайся.

— Как мы разделим наш день, сын мой?

— На три части.

— В честь святой Троицы, прекрасно. Какие же это части?

— Во-первых, месса в Сен-Жермен-л’Осеруа.

— Хорошо.

— По возвращении в Лувр — легкий завтрак.

— Великолепно!

— Затем шествие кающихся по улицам с остановками в главных монастырях Парижа, начиная с доминиканского монастыря и кончая святой Женевьевой, где я обещал приору прожить в затворничестве до послезавтра в келье у некоего монаха, почти святого, который будет ночью читать молитвы за успех нашего оружия.

— Я его знаю.

— Этого святого?

— Прекрасно знаю.

— Тем лучше. Ты пойдешь со мной, Шико. Мы будем молиться вместе.

— Еще бы! Будь спокоен.

— Тогда одевайся, и пошли.

— Погоди!

— Что еще?

— Я хочу узнать у тебя некоторые подробности.

— А ты не мог бы спросить о них, пока меня будут одевать?

— Я предпочитаю сделать это, пока мы одни.

— Тогда спрашивай, да поскорей: время идет.

— Что будет делать твой двор?

— Он сопровождает меня.

— А твой брат?

— Он пойдет со мной.

— А твоя гвардия?

— Французская, во главе с Крийоном, будет ждать меня в Лувре, а швейцарцы — у ворот аббатства.

— Чудесно! — сказал Шико. — Теперь я все знаю.

— Значит, можно звать слуг?

— Зови.

Генрих позвонил в колокольчик.

— Церемония будет замечательной, — продолжал Шико.

— Я надеюсь, Бог воздаст мне за нее.

— Это мы увидим завтра. Но ответь мне, Генрих, пока еще никто не пришел, ты больше ничего не хочешь сказать мне?

— Нет, разве я упустил какую-нибудь подробность церемонии?

— Речь не об этом.

— А о чем же тогда?

— Ни о чем.

—. Но ты меня спрашиваешь.

— Уже окончательно решено, что ты идешь в аббатство святой Женевьевы?

— Конечно.

— И проведешь там ночь?

— Я это обещал.

— Ну, раз тебе больше нечего сказать мне, сын мой, то я сам тебе скажу, что эта церемония меня не устраивает.

— То есть как?

— Не устраивает. И после того, как мы позавтракаем…

— После того, как мы позавтракаем?