Графиня де Монсоро

— Если ты не пойдешь со мной — берегись! — прошептал он.

Бюсси поднес записку к губам и спрятал на груди.

Герцог огляделся. Будь Монсоро тут, кто знает — возможно, V принца и не хватило бы терпения дождаться вечера, чтобы назвать ему имя Бюсси.

Когда месса кончилась, все снова возвратились в Лувр, где их ожидал легкий завтрак: короля — в его покоях, а дворян — в галерее.

Швейцарцы уже выстроились возле ворот Лувра, готовые отправиться в путь.

Крийон с французской гвардией стоял во дворе.

Так же, как герцог Анжуйский не терял из виду Бюсси, Шико не терял из виду короля.

Когда входили в Лувр, Бюсси подошел к герцогу.

— Простите, ваше высочество, — произнес он, отвешивая поклон, — я хотел бы сказать вам два слова.

— Это спешно? — спросил герцог.

— Очень, ваше высочество.

— А ты не мог бы сказать их мне во время шествия? Мы будем идти рядом.

— О, монсеньор, но я решился оставить ваше высочество именно для того, чтобы испросить позволения не сопровождать вас сегодня!

— Почему? — спросил герцог, с трудом скрывая волнение.

— Вашему высочеству известно, что завтра — великий день, ибо он должен положить конец вражде между Анжу и Францией. Я хочу удалиться в мой венсенский домик и весь сегодняшний день провести там в затворничестве.

— Значит, ты не примешь участия в шествии, в котором участвует весь двор, участвует король?

— Нет, ваше высочество. Разумеется, с вашего разрешения.

— И ты не присоединишься ко мне даже в монастыре святой Женевьевы?

— Ваше высочество, я хотел бы иметь весь день свободным.

— Но вдруг мне сегодня понадобятся мои друзья?

— Так как они вам понадобятся лишь для того, чтобы поднять шпагу на короля, у меня есть двойное основание умолять вас об отпуске, — отвечал Бюсси. — Моя шпага связана моим вызовом д’Эпернону.

Еще накануне Монсоро сказал принцу, что он может рассчитывать на Бюсси. Значит, все переменилось со вчерашнего дня, и перемена эта произошла из-за записки, принесенной Одуэном в церковь.

— Итак, — процедил герцог сквозь зубы, — ты покидаешь своего господина и повелителя, Бюсси?

— Ваше высочество, — сказал Бюсси, — у человека, который завтра рискует жизнью в таком жестоком, кровавом, смертельном поединке, каким, ручаюсь, будет наш поединок, — у человека этого нет больше иного господина, чем тот, к кому будет обращена моя последняя исповедь.

— Ты знаешь, что речь идет о моей короне, и ты покидаешь меня?

— Ваше высочество, я достаточно для вас потрудился и достаточно потружусь еще и завтра, не требуйте от меня большего, чем моя жизнь.

— Хорошо, — сказал глухо герцог, — вы свободны, ступайте, господин де Бюсси.

Бюсси, ничуть не обеспокоенный это внезапной холодностью, поклонился принцу, спустился по лестнице и, очутившись за стенами Лувра, быстро зашагал к своему дому.

Герцог кликнул Орильи.

Тот немедленно явился.

— Ну как, ваше высочество? — спросил лютнист.

— Он сам себя приговорил.

— Он не идет с вами?

— Нет.

— Он отправляется на свидание, назначенное в записке? — Да.

— Значит, сегодня вечером?

— Сегодня вечером.

— Господин де Монсоро предупрежден?

— О свидании — да, о том, кого он там увидит, — пока нет.

— Итак, вы решили пожертвовать вашим Бюсси?

— Я решил отомстить, — сказал принц. — Теперь я боюсь только одного.

— Чего же?

— Как бы Монсоро не доверился только своей силе и ловкости и как бы Бюсси от него не ускользнул.

— Пусть ваше высочество не беспокоится.

— Почему?

— Господин де Бюсси приговорен окончательно?

— Да, клянусь смертью Христовой! Он взялся меня опекать, лишил воли, навязал мне свою… завладел той, кого я полюбил! Это не человек, а лев, и я не столько его господин, сколько просто сторож при нем. Да, да, Орильи, он приговорен окончательно, без права на помилование.

— Что ж, в таком случае, как я уже сказал, пусть ваше высочество не беспокоится: если Бюсси ускользнет от Монсоро, он не спасется от другого.

— Этот другой — господин д’Эпернон.

— Д’Эпернон! Д’Эпернон, который должен завтра драться с ним?

— Да, ваше высочество.

— Расскажите мне все.

Орильи начал было рассказывать, но тут принца позвали. Король уже сидел за столом и удивлялся, что не видит герцога Анжуйского, или, вернее говоря, Шико обратил его внимание на отсутствие принца, и король потребовал позвать брата.

— Ты расскажешь мне все во время шествия, — решил герцог.

И он пошел за посланцем короля.

А теперь, так как мы, будучи заняты более важным героем, не располагаем временем, чтобы последовать за герцогом и Орильи по улицам Парижа, мы расскажем нашим читателям, что произошло между д’Эперноном и лютнистом.

Ранним утром д’Эпернон явился в Анжуйский дворец и сказал, что хочет поговорить с Орильи. Он давно уже был знаком с музыкантом. Последний учил его игре на лютне, и ученик с учителем много раз встречались, чтобы попиликать на виоле или на скрипке, как это было в моде в те времена не только в Испании, но и во Франции.