Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Все здесь мне было противно: и напряженные, угрюмые лица игроков, и застывшие позы, и банкометы, и тишина в салоне, где часто в одну ночь проигрывалось состояние целой семьи. Я не могла удержаться, чтобы не высказать своего удивления и, может быть, наивного негодования по поводу всего виденного мной, но тетка холодно ответила мне, что сразу видно, что я приехала издалека, что подобные развлечения приняты повсюду и что принц после тяжелых трудов развлекается у нее, так как высокое положение запрещает ему развлекаться у себя дома.

За этим противным зеленым столом я впервые встретила старую герцогиню де Люинь. Напоминая по внешности жандарма, одетая необычайно вульгарно, она играла с бешеной страстью, громко кричала, хохотала во все горло, возражала с необыкновенной грубостью – и все это приписывалось ее оригинальности, даже было принято восторгаться благородством, твердостью ее характера и стойкостью ее убеждений. Но что касается меня, я так и не смогла привыкнуть к ее мужской внешности и тону гвардейского солдата.

О мой милый салон принца де Линя, сколько раз я вспоминала здесь тебя! Там свет не заливал скромного маленького салона, незатейливый ужин не мог сравниться с роскошными, но скучными пирами этих сибаритов, а сколько остроумия, милой и простодушной веселости царило за скудной трапезой этого отшельника!

Празднества

Праздник в Нейи у принцессы Боргезе – Замок Шенбрунн – Волнение Марии Луизы – Бал у австрийского посланника

Принцесса Полина первой устроила праздник в честь новобрачных.

Был май. Нейи, где она жила, казалось, покрылся ковром из цветов, чтобы достойным образом принять всю эту блестящую толпу, собравшуюся для торжеств со всех концов земного шара.

Экипажи должны были останавливаться перед зрительной залой, устроенной как бы по мановению волшебного жезла. Легкие воздушные галереи, ступеньки из газона, украшенные цветочными гирляндами с порхающими по ним хорошенькими женщинами, звездное небо – вся эта фантастическая картина своей поэтичностью заставляла вспоминать сады Армиды.

Молодая императрица, вообще никогда ничем не восторгавшаяся, войдя в зал, где ее ждали собравшиеся, не могла удержаться от легкого восклицания, а император нежно поблагодарил сестру и выразил свое восхищение и удовольствие. Лучшие артисты Французского театра сыграли пьесу, которую никто не слушал, а знаменитейшие танцовщики исполнили балет, который никто не смотрел: казалось, нужны были золотые арфы и небесная музыка, чтобы обратить на себя внимание столь блестящего общества!

По окончании спектакля Полина взяла под руку свою невестку, и весь императорский кортеж в сопровождении приглашенных направился к бальной зале через парк, освещенный тысячами лампионов, скрытых в изгороди из цветов, аромат которых наполнял воздух.

Рассыпанные по всему парку оркестры, изображая горное эхо, один за другим исполняли прелестные пьесы, и их чудные мелодии производили необычайный эффект.

Пока мы шли по парку, восхитительные зрелища сменялись одно за другим. Перед нами открывался то изящный храм, где Амур, застигнутый грациями, пробуждался от сна, то суровое убежище отшельника, где вернувшиеся из Палестины пилигримы просили приюта. Отшельник открывал маленькую решетчатую дверцу сельской часовни, и начиналось пение.

Все самые талантливые артисты принимали участие в этом празднестве: роли граций исполнялись оперными артистками, а пилигримов – учениками консерватории. И пение, и танцы восхваляли добродетели государыни и выражали радость по поводу ее приезда. Амур поднес ей венок из роз, похищенный у граций, а трубадуры исполнили романсы, полные всевозможных пожеланий и похвал.

Незаметно дорожка сузилась, в густом кустарнике наступила темнота, чарующие мелодии замерли, и волшебница, создавшая все эти чудеса, сильно раздосадованная, заявила, что заблудилась и принуждена вести нас узкими тропинками.

Мы прошли через висячий мост, под которым вода падала каскадом и была так освещена, что казалась огненной. Среди общего молчания слышен был только голос императора, который, поверив в то, что сестра заблудилась, начал жаловаться на темноту. Вдруг, свернув с узкой тропинки, мы совершенно неожиданно очутились на лужайке, залитой таким ярким светом, что, казалось, он исходит от солнца. В конце лужайки возвышался Шенбруннский замок с его обширным двором, фонтанами и портиками: здесь все было полно кипучей жизнью и движением – мчавшиеся экипажи, толпы гуляющих, скромные молочницы в традиционных чепчиках, торопливо снующие лакеи в придворных ливреях, группы тирольцев, которые, танцуя свой национальный вальс, распевали песенки под звуки рожков.