Так он угодил в одну из белых паутин, разросшихся прямо в воздухе, запутался в ней и прилип. И этот белый шёлк стал растекаться по его руке, перекрывая все остальные вены, но Ранзор неистовым усилием воли сумел подавить очередную вспышку. Выбрался из пут и перебежал в безопасное для себя место, куда белый эфир ещё не добрался, но и это не помогло. Те белые вены, что опутали руку, начали разрастаться сами по себе и растянулись по всему телу и особенно сплелись у сердца. Ранзор схватился за грудь и простонал, глаза его побелели. Белые вены исчеркали шею, лицо и всю голову так, что все прочие вены растворились, и Ранзор свалился.
Вокруг развернулась тьма той самой пещеры, но теперь чёрный ветер своим холодным властным прикосновением трепал рыжие патлы. Спина кишела мурашками, в воздухе стояла отвратительная разлагающая сырость, и всё здесь затихло и отмерло, даже стук в висках. И только скрип, как от гвоздя по металлу, раздирал слух. Всё лицо и губы растрескались и шелушились, сухое горло першило, а глаза слезились. В такой темноте не разглядишь своего тела, даже очертаний, словно его и вовсе не существует, но зато чувствуешь всё. Как оно дрожит на лютом холоде, а пальцы ног коченеют на ледяном полу, и вся кровь стынет в неподвижном куске льда.
Но и это было не всё. На коже вновь ярко высветились вены всех цветов и оттенков, ранее поглощенных стихий. Но теперь они не были преимуществом и расползались по телу, словно змеи, пока их сияние не погасло. И эти самые вены странно исказились, приняв форму колючей проволоки. Они стали елозить под кожей, разрезая внутреннюю человеческую мякоть и, как оказалось, выпускать кипящую кровь внутри оледенелой плоти.
И когда тело немело от внешней стужи, внутренняя агония отрезвляла его, и всё страдало, раздиралось, плавилось. Ни одна клетка не осталась без внимания. Это был точечный обстрел, где ядовитый ветер целовал душу своими кислотными, леденящими и обжигающими поцелуями. Они уподобились ударам плетью по голой замёрзшей коже.