Грань Земли (СИ)

И Макс снова возвращался к вечности, облечённую в строфы и рифмы, силясь отыскать в них неудержимую правду, пусть и художественную, пока в его груди клокотало любопытство. Но в стихах ответов не найти, их нужно процеживать, пробуя жизнь на зубок, проживая её ярчайшими мгновениями, чтобы осознать все её прелести. А не плыть бревном по мёртвым течениям, где вода становится всё теплее и приятнее, но в то же время тухнет. Приходится закрывать глаза и зажимать нос, чтобы дальнейшее плавание сохранило свой комфорт. И в конце ты приплываешь к болоту, где всё застаивается и окончательно затухает в слабости, тупости и уродстве. Но ты можешь грести и против. Биться с этими ледяными потоками и действительно жить на пути становления своего таланта, в котором ты выразишь всю свою силу, красоту и ум, вместо того, чтобы робко приглядываться, принюхиваться или прислушиваться, словно ты ослеп и оглох и больше не имеешь прав на эту жизнь.

Так у Макса всегда были его вопросы, но он боялся, боялся их озвучить и получить ответы. Боялся плыть против течения в неизвестность, по ту сторону страха, где лежит всё самое прекрасное, могущественное и мудрое. Любая тень пугала, а любой шорох заставлял нервно оглядываться.

Все эти безумные, орущие, гогочущие, хамоватые типы, что всё время пьянствуют, чертыхаются и поливают друг друга грязью, обвиняя всех и вся в своих бедах – Макс вздрагивал всякий раз, как услышит их бранную речь. Хотелось заткнуть уши и убежать подальше, где было бы тихо и спокойно, где нет городского шума и суеты с их вечными стройками, рёвом автомобилей, грубыми криками и хохотом праздно шатающихся гуляк. Сбежать на остров. Но было и другое место.

Максу пришлось долго упрашивать брата сводить его на кладбище, как на русское, где царили строгость и кресты с холодными, голубыми оттенками, так и татарское, с уходом в магометанскую символику с её светлыми, тёплыми тонами и с полумесяцами вместо крестов.

Максу хотелось рассмотреть, тщательно изучить все эти загробные культуры и обряды погребения, но его расстраивало, что порой могилы приходят в запустение и умерших попросту забывают. От этого становилось не по себе.

Иногда Макс просто сидел у входа, смотрел на всё кладбище и видел бродяг, этих мелких воришек, что тихо сновали между усопшими, подбирая оставленную пищу, срезали венки, чтобы потом приставать к прохожим на улицах, у входа на рынок или бегая по магазинам, умоляя выменять мятую охапку на бутылку.