Грань Земли

— Так может не показаться, но я не ведаю всего, Максим. Всё, что я знаю, это мой опыт. И на его основе могу сказать, что безупречных не существует, а историю вершат люди, полные недостатков. На первый взгляд это психи и безумцы, но за всё время именно они сформировали всё самое прекрасное, интересное и невозможное. Если же это справедливо, может нет ничего удивительного в том, что самый храбрый поступок предназначено совершить трусу. Но это и не важно. Каким бы не был исход, я хочу, чтобы ты знал, там, в конце я встречу тебя…

Пандора взмахнула своей рукой, и портал открылся. Макс уже сделал шаг и замер, чтобы обернуться.

— Героев не осталось, верно? — Усмехнулся он с какой-то грустью. — А может их и не было? Быть может, все эти люди из эпических историй всегда чувствовали то же, что и я сейчас?

Макс провёл рукой по чёрному полотну портала, по ту сторону неизвестности.

— Всепоглощающий страх, но не столько за себя, сколько за любимых. Боязнь подвести их. Чувствовали ли её все те прославленные девы и мужи эту ответственность перед самой жизнью? И задавали ли себе тот же самый вопрос — кто, если не я? Непостижимо, я, который всю сознательную жизнь всегда прятался за братом, семьёй, друзьями, а теперь пришло время сделать выбор и взять ответственность за все мысли и поступки. Принять одно, возможно последнее, но верное решение.

Пандора вновь обняла Макса, прежде чем он шагнул в клубящееся дымом полотно, в эту бездну.

* * *

Чёрные эфемерные нити пронизывали всё, переплетаясь по всей территории Бугульмы. Они витали в воздухе, растекались по земле, внутри предметов и людей. Макс смотрел и морщился, как морщится человек при виде чего-то слишком омерзительного. Сквозь тьму паутинок было невозможно разглядеть суть вещей, они как бы обволакивали её туманом, подменяя человеческие черты и искажая ауру.

Макс вдруг схватился за грудь. Тёмные нити просачивались в брешь и сердце щемило. Пришлось снова фокусировать внутренний взор с дрожью и болезненным напряжением, здесь, во тьме, это стоило больших усилий. Паутинки хвори нарушали ментальные связи, не позволяя ране затянуться с прежней лёгкостью. От усилия всё в Максе стало звенеть и греметь, в слухе, зрении и прочих чувствах появились шумы. Макс упал на колени, теряясь в громкости и яркости окружающего его мира, пока впереди что-то надвигалось.

Это была толпа. Издалека они казались мужчинами с одинаковыми презрительными гримасами, направленными на уничижение себе подобных, и с приближением их взгляды становились всё более злыми. Макс видел нарастающую тревогу в паутине хвори вокруг, видел, как она распаляется, и тогда не осталось ничего другого, как вновь раскрыть брешь, впитать тьму и слиться с тенями. Когда хворь заполонила Макса, он, не чувствуя её агонии от разливаемых по телу вен, поднялся с колен.

Толпа оказалась совсем рядом, но это были уже не люди, лишь безликие силуэты внутри тёмного облака нитей, где один не отличим от другого. Очертания вовсе исчезли, туманом просочившись сквозь брешь и растворившись в воздухе. Это были уже не люди. Такие, становясь частью хвори, не имеют сил, чтобы тебя убить, но взывают к слабостям и страхам, чтобы ты погубил себя сам.

И когда Макс раскрыл свою брешь, впуская хворь и темнея от неё, он увидел нечто немыслимое, опыт тысячей жизней растекался по его жилам. Физическая и ментальная память прежних и нынешних поколений. Все грёзы, мечты, сновидения и всякого рода помыслы и деяния. И увиденное не могло не опечалить. То было чёрное выжженное поле, где не посеешь культуру, ибо она сгинет во мраке. Или же не всё так было однозначно. Словно редкие звёзды в ночном небе с их едва видимым сиянием, здесь угасали отблески нравственности и добра. Семена жизни.

Макс было потянулся к ним рукой, чтобы закопать в ямку, где можно будет их лелеять, и они взрастут в нечто прекрасное, дабы в ночном небе снова воссияло бесчисленное множество звёзд, и ночь предстала днём, как всё плохое стало хорошим. Но тьма, что обитает в каждом из нас, тут же их скрыла. На поле черни наступила ночь и вытеснила Макса из своих земель.

Он снова видел город целиком. Бугульма становилась гигантским скоплением пыли и тьмы. Но среди них не было Ранзора. Тогда Макс сосредоточился на своей бреши. Собрался, закрыл глаза и стал втягивать всё, что было под рукой. Всю тьму и хворь.

Должно же быть место, где находится Ранзор, Тэсса, Дамир и его родители, но где? Макс впитывал все паутинки тёмных нитей и темнел сам. Эта тьма разъедала брешь почище человеческих эмоций, наверно потому, что была их уродливым искажением и от того всё сознание понемногу трескалось.

Несколько минут спустя Макс совсем потемнел и уже не мог впитать ни одной капли, потяжелев настолько, что свалился на бок и только содрогался, глядя в одно и то же место на дороге.