Грань Земли

Макс остался один. Некоторое время он блуждал в тёмных парах и взывал к попаданцу, но никто не откликнулся. Макс хотел было вернуться назад, забраться повыше, чтобы оглядеть весь водоём, но обернувшись, не увидел обратного пути. Секунда промедления и ты пропал. Макс остался на месте и просто смотрел, но это не имело особого толка, и слева и справа и сверху и снизу картина была одна и та же. Ты боишься сделать шаг и провалиться в бездну. Но вдруг Макс что-то в ней различил, силуэт мальчонки в тёмных парах, он шёл навстречу, и голос брата эхом разлетелся в голове, волнуя и колебля туман.

— Ты позволил им забрать меня! Ты бы и маму так же бросил! — Слова хлестнули прямо в сердце.

Макс вздрогнул, но продолжил слушать этот голос и разглядывать этот силуэт, что подплывал всё ближе и ближе. И чем больше Макс старался внять, тем сильнее слеп и глох. Но когда силуэт оказался совсем близко, Макс узнал высокого, поджарого мужчину с кудрявыми каштановыми волосами и нервным взглядом. Своего отца. И силы тут же покинули Макса, живот свело от пустоты, ноги едва держали, а всё тело будто осунулось и сгорбилось, услышав сильный, агрессивный голос.

— Как же ты нас расстроил! — Он поднял правую руку с ремнём и хлестнул Макса по лицу.

Макса опрокинуло.

— Прости… — Прохрипел Макс, обессиленно лёжа на спине.

Отца уже не было, а только высокая, одноглазая брюнетка с длинными волосами и властным, роковым взглядом.

— Родной мой, ты и понятия не имеешь во что ввязался!

Макс не отвечал, в нём не осталось сил даже для дыхания. Всё мутнело и глохло.

— Ну же, Максим, вдыхай, вдыхай меня глубже, ведь я часть тебя, как и всей человеческой натуры, прими же меня как истинное благо! К чему эта жизнь, полная зависимостей и страданий, если после обращения каждый обретёт смысл! Ты был так близок, и вот я спустилась с небес, чтобы помочь тебе сделать последний шаг. Ну же, смелей!

Макс не шевелился, едва дышал, едва видел и тонул. Тонул в страхе, ненависти и отчаянии, а девушка всё увещевала, и голос её был так притягателен и сладок. Макс вцепился в само звучание этого голоса, тембр и тон, в веру, за которой прятался страх былого. И прочувствовав всё это в себе, словно глотнул свежего воздуха.

— Я восхищён твоим умением так удивительно и прекрасно имитировать жизнь! — Выдохнул Макс.

— Что?! — Воскликнула брюнетка. — Как ты смеешь!

— Твои чувства такие живые, а твой голос, твой взгляд, они пробирают до самого сердца, пронизывают каждую мысль. Ты словно музыкант, где наши души это инструменты. И хоть мелодии твои веют мраком, я верю, ты способна на большее. Я бы с радостью принял участие в концерте жизни, который ты однажды, я уверен, подаришь этому миру. Я бы изобразил это на холсте. Эту грубую, каменную натуру, в которой начала раскрываться нежная, чувственная мякоть. Ты видишь меня насквозь, верно? Но точно так же и я вижу тебя. Ведь ты не умеешь смотреть односторонне, не закрываясь, не обмениваясь частью своей души, внутри которой тлеет боль. Теперь я ведаю даже твоё имя!

— Ты не знаешь меня! Не знаешь! — Её лицо исказилось злобой.

Она стиснула Максу шею и начала душить, распуская на его теле верёвки тёмных вен, вот только, их рисунок тут же исказился, обращаясь в цветы, птицы и пейзажи, чем угодно, но только не путами. Чёрные, мальчишеские глаза смотрели и видели Азалию, и она внутренне содрогнулась при виде самой себя.

— Я держусь света, Азалия, и твой мрак не имеет надо мной власти, ибо это твои тьма и боль, не мои. Ты не гасишь свет, а только распаляешь. — Макс взялся за руки, что его душили, и отцепил от шеи, но не выпустил из рук.

— Ты хотел познать мою боль? Так получай! — Зашипела Азалия.

И Макс ослеп. Он провалился и тонул глубоко во тьме. Вылетел за пределы собственного сознания. На самое дно. И тьма, что там ютилась, вдруг ожила, забурлила и вскипела. В ней открылись сто тысяч бьющихся сердец, окружённые сотнями оттенков чёрного, из которых ныне была соткана вся Бугульма. Но Макса привлекло лишь одно сердце. Он потянулся к его ауре и провалился в яркий сон.

* * *

Ноги волочились по земле, когда Дамир приоткрыл глаза и стал вертеть головой. Два мента, держа под руки, волокли его во внутренний двор полицейского участка. Впереди вприпрыжку шёл ещё один тип, но в гражданской одежде. Руки его были сложены за спину, он семенил и насвистывал, глядя в небо. Подойдя к крыльцу, он быстро поднялся по ступенькам, открыл серую дверь, покорно пригнулся и указал рукой.

— Прошу! — Мужчина улыбнулся.

Так улыбаются, когда хотят похвастаться шикарной виллой. Уже внутри весельчак потрепал Дамиру волосы, похлопал по плечу, взял на проходной связку ключей, перепрыгнул через баранку на блокпосте, а затем, улюлюкая и гремя ключами, помчался по коридору к решётчатым дверям, через которые Дамира уводили всё ниже и глубже в темноту и сырость подвальных помещений.