Грани пустоты

Восемьдесят миль. Мне кажется, сильные живут ради кого-то. Они защищают слабых, для которых смерть – это худший страх. Сильные берут их за руку и помогают идти дальше. Потому что они не боятся ничего. Ничего, кроме потери тех, кого защищают.

Слабые бомбят Седьмой Оплот. Они боятся, что цветущий рай наберет силу и начнет новую разрушительную войну за оставшиеся ресурсы. Они наносят превентивный удар. Чем меньше людей в этой пустыне, тем больше ресурсов для всех. Земля уже никого не прокормит.

Я выносил из огня задыхающихся женщин, мужчин, детей. Всех, кто уже не мог идти сам. Но они остались там, на руинах. Со слабой надеждой восстановить свой рай. Им проще строить и ждать новой атаки, чем отправиться в пугающую неизвестность выжженных земель. Это тоже своего рода инерция. Но теперь и они возведут орудия для превентивных ударов.

Закат. Скоро здесь не останется никого. А я продолжаю шагать. Миля за милей. Мои ноги помнят цель пути лучше меня. Но и им я перестану доверять, рано или поздно. Если не рай, то что еще я могу искать?

Отчаяние. Еще одна забытая эмоция. Отчаяние свойственно тем, кто за что-то борется и проигрывает. Кто утыкается носом в провал и больше не чует выхода. Пожалуй, сейчас это про меня. Отчаяние двигает нас на грань безумия. И оно рисует невозможные картины перед нашими глазами. Я сошел с ума?

На горизонте застыл силуэт. Человек тоже заметил меня и приветственно помахал рукой. Я остановился и с силой зажмурил глаза. Надолго. А потом снова их распахнул. Человек все еще ждал меня.

И я прибавил шаг. Впервые за долгое время сердце громко заухало в груди. И неповоротливая память наконец-то со скрежетом закрутила проржавевшими винтиками…

Я так долго искал ее, что она сыграла со мной злую шутку. Лавина воспоминаний захлестнула уставшее сознание, фигура вдали поплыла, горизонт растаял призрачной дымкой. И весь мир погрузился во тьму. Падения я уже не почувствовал.

Томительное небытие длилось долго. Так знакомо и мучительно, будто меня снова не было в мире живых. Поэтому первая мысль полыхнула внутри, как яркая звезда в извечной пустоте, – Кая. Я резко открыл глаза.

В ноздри пробился приятный запах вареного мяса, легкий дымок костра и холодная поступь приближающейся ночи. Пламя… Откуда?

– Ты все же очнулся. – В чужом голосе проскользнуло облегчение. – Не хотел бросать тебя поутру, но утащить такую тушу, – он хмыкнул, – сам понимаешь.

Рядом со мной сидел худой паренек. Как и я, он был до глаз укутан в серое тряпье, сквозь которое местами просвечивали кожа и сильно поношенные остатки брони. Такие же бесцветные, выжженные солнцем глаза укрывала рыжая челка. Он подбрасывал в скудное пламя какой-то мусор и помешивал отвар в маленьком котелке.

Я с трудом оторвал гудящую голову от остывшей земли. И только тогда заметил, что рядом лежал мой открытый рюкзак. Пересохшие губы еле ворочались.

– Прости уж, что похозяйничал. Не знал, очнешься ли. Мяса-то у тебя мало было, а в супе на двоих и хватит. Кстати, а откуда мясо? Чье это?

– Не порти себе аппетит такими вопросами, – хрипло ответил я.

– Согласен, – улыбнулся парень. – Не мое дело.

И продолжил помешивать как ни в чем не бывало. Даже наглостью это сложно было назвать.

Сердце все еще громко ухало в груди, не желая притормозить. Я перебирал в голове проклятые воспоминания и никак не мог успокоиться. Даже мой новый спутник волновал меня не столь сильно. Потому что последним в памяти всплыл Николай, уставший старик, который ожил на моих глазах. Значит ли это, что у меня есть надежда?

Я достал замусоленную сигарету и прикурил от костра. Голова закружилась, не принося облегчения.

– Сможешь утром идти? – Беззаботный тон паренька выглядел насмешкой над моей памятью.

Куда теперь идти, зачем? Гулкое осознание, что три месяца назад ничего этого не было, отбойным молотком крушило голову.

Но ведь я всегда вставал.

– До Второго Оплота не больше трех дней, – продолжал он. – Говорят, там остался довоенный склад провизии, хватит на всех выживших. Да и врача бы тебе не помешало. На тепловой удар не похоже, ты слишком холодный.

– Как ты выжил без запасов? – вместо ответа спросил я.

– Да были они у меня. Все рейдеры, собаки сутулые! Еле ноги унес. – Я не видел его рта, но мне показалось, что он улыбнулся. Даже здесь люди улыбаются, живучие существа. Почему-то он мне понравился.

– Далеко их лагерь?

– Да кто знает, повсюду. Но я ночью без костра не могу, ноги чертовски мерзнут. А без ног никуда.

И я ухмыльнулся. Какие времена – такие и шутки.

А потом резко очнулись мои инстинкты. Теперь, когда память ожила, они стали сильнее. Как волк, я чувствовал чужое приближение еще за версту.

Эх, если бы это могло нам как-то помочь.

Пустыня на десятки миль вокруг, ни единого укрытия. Рев моторов со стороны севшего солнца. Помянешь черта…

Я бросил рюкзак на скудное пламя. Оно тут же потухло, но уже выдало нас с потрохами.

Паренек тоже подскочил на ноги, и мы ринулись вперед. Как некстати продолжало заходиться сердце. Теперь его ничем не успокоишь.