с.-р. оставили работу в революционном комитете и взяли оттуда всех своих работников, кроме тех, которые остались там самостоятельно. Точно так же, когда мы однажды поддались их призыву создать общую власть, они ответили: мы войдем только, если войдут меньшевики и правые с.-р. Вот как они ответили. Правда, мы были склонны в известный период многое прощать этой партии и забывать». И вставляет новый «факт»: «в Тамбове, где уездный съезд лев. с.-р. постановил против нашей фракции водку населению раздать…» И ещё – о дисциплине латышских стрелков и каких-то группах по 20 человек (народ, полагать, эсеров) которые переходят демаркационную линию, чтобы зарезать 2–3 немецких солдат. Пафос: «это есть постыднейший импрессионизм в политике!» И по поводу расстрелов: «целая партия без достаточных оснований сочла нужным нести свой испуг сюда, в этот зал, и сказать: мы знаем, вы хотите нас расстрелять: дайте нам последнее слово, выслушайте нас». И дальше: «Не для того мы брали власть, чтобы отдельная группы неврастеников, группы интеллигентов срывали рабоче-крестьянский класс страны». Большевики приветствуют всю эту провокацию громом аплодисментов.
Наконец, из-под спуда извлекается давно заготовленный проект резолюции, розданный только во фракции большевиков. Главное в нём: «очистить все красноармейские части от провокаторов и наемников империализма, не останавливаясь перед самыми решительными мерами». Левые эсеры отказываются голосовать. Резюме итогов голосования из президиума: принято единогласно.
На следующий день систематическое изничтожение эсеров продолжается в докладе председателя ВЦИК
Затем Свердлов рассказал о расправе с отделами ВЦИК, которые все были превращены в комиссариаты и включены в состав СНК. Тем самым роль ВЦИК была фактически сведена к совещательному органу при СНК – переворот состоялся при полном равнодушии к полномочиям, которые были заложены при выборах ВИЦК. Далее – снова к разногласиям с левыми эсерами – теперь по продовольственному вопросу. Хотя, на самом деле, – по вопросу о развязывании гражданской войны в деревне, которая стимулировалась большевиками Декретом о создании комитетов бедноты. «Мы знали, что зажиточные слои населения отвернутся от нас и не только отойдут от нас, но и будут против нас».
Снова наступая на больное место, Свердлов говорит о создании Революционного Трибунала и об уходе из него левых эсеров. Зал взрывается. Одни аплодируют, другие кричат: «Долой смертную казнь!» Хотя вопрос о смертной казни не был включен в повестку, Свердлов принялся его подробно освещать, совершенно игнорируя задачи своего доклада и уводя от сути дела – от отчета о том, что смог сделать ВЦИК за отчетный период. Довод Свердлова, оправдывающий нарушение отмены смертной казни II Съездом Советов, был издевательский: якобы, между Съездами ВИЦК был определен как верховная власть, и поэтому мог такие нарушения допускать, игнорируя мнения тех, кто его избрал. Всё это для Свердлова и большевиков – пустяки. Потому что «то главное, что имело значение в период мирного жития и спокойной эпохи, но не в период революции». При этом Свердлов напомнил оппонентам об их роли: «Смертные приговоры мы выносили десятками по всем городам: и в Петрограде, и в Москве, и в провинции. И в вынесении этих приговоров принимали совершенно равное, совершенно одинаковое участие как мы, кровожадные коммунисты, так и левые с.-р.».