Он словно нарочно показывал, как давно ждал этого часа, чтобы отомстить за своего брата Казанфара.
— Галиев, не отставать! — крикнул Кайманов старшине: он всё ещё не доверял своему проводнику. Галиев и пограничники едва поспевали за Каймановым и Клычханом. Они перелезли через какой-то дувал, несколько минут петляли по дворам, сопровождаемые лаем взбудораженных собак, неожиданно быстро попали в одну из центральных улиц.
Клычхан подбежал к калитке, проделанной в высоком дувале, окружавшем большой добротный дом. Кайманов подбежал вслед за ним, громко постучал, крикнул по-курдски: «Господин начальник полиции, быстро к господину коменданту!» Из-за высокого дувала женский голос ответил: «Ушёл к начальнику почты».
Через несколько минут были у почты. Галиев разделил пограничников на группы по два-три человека, занял всю улицу и соседние дворы, чтобы начальник полиции и начальник жандармерии не могли скрыться.
— Кара-Куш, сюда! — позвал Клычхан. Яков должен был признать, что без Клычхана они не нашли бы так скоро нужный дом. Кайманов забарабанил в калитку.
— Господин комендант здесь?
— Да.
— Открывайте…
Все трое ворвались в дом.
Большая, просторная комната устлана коврами, с разложенными по всему полу мягкими подушками. На коврах, поджав ноги по-восточному, облокотившись на подушки, сидели несколько человек в хороших костюмах. Судя по всему, присутствующие здесь собрались в дорогу, но любители вкусно поесть не могли отправиться в дальний путь, не выпив коньяку, не отведав душистого плова.
— Клычхан! — вполголоса сказал Кайманов. — Кажется, ты знаешь этих господ. Назови, кто перед нами. Этим ты ещё раз нам поможешь.
— Да не наполнятся родники моих глаз видом этих гиен, Кара-Куш! — воскликнул Клычхан. — Я действительно всех их очень хорошо знаю. И я назову тебе каждого! Такие, как они, горбан, пустили в нашу страну фашистских собак, продали народ Гитлеру. Вот эти толстые животы, эти козлиные бороды…
Сверкая глазами и уперев руки в бок, он прошел по кругу перед поднимавшимися перед ним господами.
— Вот начальник полиции, а это командир роты амние… Начальник охраны восточной дивизии… Начальник тайной полиции… Начальник таможни!
Перед пограничниками стояли дородные, богато одетые люди, все темноволосые и темноглазые, казалось, похожие друг на друга. В масштабах пограничного городка это были, очевидно, крупные фигуры.
Кайманов заметил, как толстяк с лицом духанщика, которого Клычхан назвал начальником тайной полиции, сделал движение к заднему карману. Он быстро и горячо заговорил на фарси, указывая на Клычхана. Яков, разобравший слова «красная собака», «предатель», видел, как у его проводника потемнели глаза. В мгновение ока Клычхан сбил «духанщика» с ног. Тот выхватил пистолет, но выстрелить не успел: точным ударом ноги Клычхан вышиб пистолет из его рук.
«Ого! — мысленно воскликнул Яков. — Для бывшего купца, нынешнего пролетария что-то уж очень лихо».
— Всем сдать оружие!
Понимая, что сопротивление бесполезно, «отцы города» сложили на ковре, у ног пограничников маузеры, вальтеры, кольты.
— Кара-Куш, — воскликнул Клычхан, — я с вами по всему городу пойду. Каждую собаку, что против народа шла, а теперь прячется от справедливого суда, из-под земли вырою, со дна колодца достану. Посмотришь, арбаб, все пойдут за нами. Народ натерпелся, пришла свобода!
— Вот что, Клычхан, — охладил его пыл Яков. — Мы не вмешиваемся во внутренние дела вашей страны, не собираемся навязывать советизацию, никого не собираемся трогать, за исключением тех, кто действовал против нас в сговоре с фашистскими агентами. Поэтому от лица командования приказываю тебе: ничего не предпринимай без разрешения советских военных властей. Иначе недолго и дров наломать.
— Хорошо, Кара-Куш! — вздохнув, отозвался Клычхан, хотя выслушал его с явным неудовольствием. — Тогда пойдём, я покажу тебе наш город, может быть, советским военным начальникам не помешает хорошо знать его…
Сдав задержанных в комендатуру, где уже распоряжался капитан Ястребилов, Кайманов, Клычхан и старшина Галиев пошли по тем самым улицам закордонного города, которые раньше Яков мог рассматривать лишь в бинокль или стереотрубу. На улицах и во дворах ни кустика, ни деревца. Все до предела накалено солнцем. Пыль. Жара. Мухи…
По главной улице, такой же пыльной и грязной, как и остальные, проходит столбовая дорога, забитая сейчас войсками и военной техникой. Несколько дорог-тропинок отходят в боковые переулки.
Жители отсиживаются в домах, только изредка встречаются бедняки, которые радостно кланяются, приветствуя советские войска. Город на солнцепеке, глинобитные дома террасами поднимаются по склону без особого порядка, лепятся к горе, словно птичьи гнезда. Да и город этот возник только потому, что проходит здесь торговый путь из одной страны в другую.