— Ай, плохо идёт, — весьма польщённый вниманием советских военных, ответил Ашир.
— Хоть что-нибудь продал?
— Ай, никто ничего не покупает, особенно сегодня. Ни одного человека нет.
— Зачем тогда время тратишь?
— Сижу, хоть на людей смотрю, работы всё равно нет никакой.
Глаза Ашира перебегали с одного русского на другого, несколько раз он взглянул на Клычхана так, как будто силился вспомнить, где видел этого человека.
Кайманов рассмеялся:
— У тебя выходит, как у муллы Насреддина: купил два яйца по копейке, сварил, продал за две копейки пара. Зато навар себе оставил. Зимой, наверное, мангал ставишь, уголек бросаешь, чай не пустой, с сахаром пьёшь?
— Ай, дугры, ай, правильно, болья, болья, — могласился Ашир. Он был явно смущён убожеством своего магазина, а может быть, чем-то ещё.
— А почему на улицах никого нет?
Ашир опустил голову, полуприкрыл глаза, развёл руками. Взгляд у него из-под опущенных век блеснул всё тем же выражением хитрости и подобострастия.
— Неудобно говорить, — замялся он. — Ладно, скажу… В газетах писали, муллы говорили: «Советы всех будут убивать, всё отбирать».
— Муллы ваши наврали, — заметил Яков, — и газеты врут. Кого увидишь, всем скажи: советские красноармейцы никому ничего плохого не сделают, а уж если кто вздумает что взять без денег или поступит грубо, сразу сообщите любому начальнику.
— Правильно, горбан, очень правильно говоришь! — воскликнул Ашир. — Газеты наши писали: «Гитлер взял Москву, а советские люди устроили в честь победителей той». Ай, как наврали муллы, как наврали газеты! Если такая армия к нам пришла, значит много ещё сил у Советов!
— Ну вот видишь, как ты всё верно понял, — рассмеялся Кайманов.
— Красная Армия — великая армия! — воскликнул молчавший до этого Клычхан. — Ты должен всем так говорить! Скоро Гитлера будут водить в клетке и всем показывать. Муллы и баи наши хотели, чтобы мы с Гитлером шли, но мы пойдём с Советами.
— Ай, верные слова говоришь, добрый человек, — согласился Ашир, часто кивая головой, — да сопутствует тебе удача во всех твоих делах… Ай, горбан, — спросил Ашир, всё так же заискивающе обращаясь к Кайманову, — скажи, на какие теперь деньги будем торговать, наши или советские?
— А вот слушай, — ответил Кайманов, подняв кверху палец: из-за ближайших кибиток доносился голос репродуктора агитмашины. — Слышишь, что говорят? Никого и ничего Красная Армия трогать не будет — как торговали, так и торгуйте. Деньги были и будут ваши. Советское правительство от вас советские деньги принимать не будет. А вот ещё: если даже найдутся такие несознательные люди, которые будут давать вам наши деньги, не берите их. По всем вопросам, кто кого обидит или станет притеснять, обращайтесь в советскую военную комендатуру.
Распрощавшись с Аширом, они прошли по узкому переулку к центральной улице, неподалеку от которой стояла агитмашина под охраной двух часовых.
У приемопередатчика сидел незнакомый дежурный радист. Рядом — майор Веретенников. Клычхан попросил:
— Разреши, арбаб, мне по радио сказать, ручаюсь, будешь доволен.
Яков колебался всего секунду, посмотрел на Веретенникова:
— Давайте, только не больше двух минут.
Клычхан взял микрофон. С напряжённым вниманием следил Кайманов за каждым его словом, но курд говорил не больше двух минут и сказал именно то, что нужно.
— Вот это толково, немного и достаточно, в самую точку, — одобрил Кайманов после того, как дежурный радист выключил передатчик.
С дальней окраины города донеслась беспорядочная стрельба. Все прислушались. По улице кто-то скакал наметом. К агитмашине подлетел верховой в пограничной форме, одним махом спешился, как штык, встал перед комиссаром. Яков узнал младшего сержанта Белоусова.
— Товарищ бригадный комиссар, разрешите обратиться к старшему лейтенанту.
— Обращайтесь. А что, собственно, стряслось?
— Разрешите вслух?
Ермолин посмотрел на Кайманова, тот едва заметно пожал плечами: «Разрешаю».
— Товарищ бригадный комиссар! Неизвестные бандиты обстреляли зажигательными пулями трофейный склад с товарами, бросили несколько гранат. Капитан Ястребилов выехал на место с маневренной группой. Вам, товарищ старший лейтенант Кайманов, приказано со взводом резервной заставы блокировать бандитов со стороны гор, чтобы не ушли в глубь страны. Взвод выслан вслед за мной.
Слушая донесение Белоусова, Яков видел, что Клычхан вел себя так, как будто ни слова не понимал по-русски: перебегал взглядом с Ермолина на Белоусова, с напряжением смотрел в лицо Кайманову.
Стрельба в районе склада не прекращалась.
— Горбан! — воскликнул Клычхан по-курдски. — Я понял, о чём говорит ваш кызыл-аскер. Я знаю, где эта стрельба. Бандиты напали на склад! Едем! Я знаю, как туда проехать скорей. Прикажи дать мне коня!
Вслед за Белоусовым размашистой рысью подлетел к агитмашине взвод пограничников, присланных Ястребиловым. Садясь на коня, Яков отметил, что Клычхан заинтересовался поджогом, обрадовался, когда нашелся конь и для него. Вскочив в седло, Клычхан точно указал направление и повел отряд кратчайшим путём, что, стараясь быть беспристрастным, тоже отметил про себя Кайманов.