Граница леса

— Не так грубо, — заявил Вийник. — Есть неподалёку очаровательный островок, где прорва корабельных сосен. Нас загнал туда шторм… а было нас — десяток кораблей, не меньше. Учения проводили, а тут такая незадача. Пока пережидали, местным что-то не понравилось… ты же знаешь имперцев. Чуть что — осквернили святыню! А нам, знаешь, тоже не нравится, когда с нами грубо разговаривают.

Залемран расхохотался, перебивая друга.

— Представляю себе, как это выглядело! Вы их там всех положили?

— Обижаешь! — ухмыльнулся Вийник. — Мы просто взяли этот паршивый островок в осаду. У берегов море стихло, как по заказу, так что у нас проблем не было. А дальше — имперцы пакуют вещи и радуются, что до дома подвезли, корона в гневе, но от леса не отказывается… а что все капитаны вдруг получили награду — так это совпадения, просто срок подошёл.

— Море стихло, как по заказу, — повторил Залемран, внезапно уловив новые нотки в словах друга.

— Да, — кивнул на невысказанный вопрос Вийник. — Вот и собирался тебе рассказать.

— Это и будет твой подарок? — уточнил Залемран, и Вийник кивнул.

— И это тоже, — пояснил он. — Но ты рассказывай.

— Нет, всё-таки ты, — выбрал Залемран, и Вийник не заставил себя упрашивать.

— В море не берут женщин, — выпалил он вместо вступления. — то есть берут, если это пассажиры, и корабль берёт пассажиров. Или если это родственники капитана. А если нет — не берут. Года четыре назад… или пять… приезжала одна. Из столицы. Этнограф. Размахивала королевским указом, предписаниями и планом работы. Мой капитан — вскоре я сменил корабль, я их там всё время менял, волшебник везде нужен — согласился, но море — нет. Она просидела на берегу всю свою практику и капитан на ней потом женился, а из этнографов её выгнали.

— Совпадение, — предположил Залемран.

— Почти, — ухмыльнулся Вийник. — Капитану повезло, но я не об этом. Все знают, что море не примет женщины, и никто не пытается. Но иногда…

Он замолчал и сделал странное движение пальцами. У Тиселе встала дыбом шерсть на загривке (она была в животном обличье, ведь её никто не видел). Из рук волшебника выплывало… море. Не само море, а то, что представляло собой суть, основу жизни этой огромной стихии. Море. Тиселе никогда не видела моря, но она видела лес и видела горы, и могла узнать основу жизни стихии, когда встречалась с ней. Конечно, это была не сама жизнь моря, а только его рисунок. Синий с отблесками света, но была в нём и глубина, и непроглядная темень, и ветер, сильнее любого, что ведьма видела за свою жизнь.

— Я знал её, — заговорил Вийник и снова умолк. — Я был тогда сопляком. И всё-таки, клянусь тебе, я не дал бы случиться этому, если бы…

Он вновь замолчал, и молчал долго, пока его друг не сделал нетерпеливое движение.

— Она сама хотела этого. Сама, понимаешь? Мы с ней часто беседовали — она была дочерью китобоя — и она не раз говорила, что у неё есть долг, и ещё, что она ждёт зова. Зова моря.

Голос волшебника прервался, потом он сделал большой глоток из стоящего перед ним кубка. Тиселе по запаху узнала ту странную жидкость, от которой люди дерутся, кричат, ругаются, а потом засыпают. Зачем они это делают?

— Я часто видел её, пока ждал назначения на корабль, — продолжил Вийник. — А потом, когда я поднялся на палубу, я увидел её. У неё глаза всё время менялись. Как море. И все знали, что это значит, а я не знал. Я был тогда совсем мальчишкой! Капитан сказал мне оставить её в покое. Она простояла на палубе всё время, пока мы плыли, и это был первый раз, чтобы капитан совсем не смотрел, куда идёт его судно. Мы шли и шли, полным ходом, и ветер наполнял паруса, а потом он стал слабеть и стих совсем. И тогда капитан сказал «пора». Клянусь тебе, если бы я знал!

— Знал о чём? — тихо спросил Залемран.

Вийник снова глотнул вина.

— Капитан велел всем убраться в трюм. И не оставил даже дежурного на палубе. А когда я его спросил, приказал мне молчать и тоже лезть в трюм. Сказал, что я волшебник, и хороший волшебник, но он не собирается из-за моего своеволия… — Вийник пожал плечами, не закончив фразы. — Её

мы оставили на палубе. Просто лежать на палубе, в одной сорочке, не более того. Она казалась испуганной, но не возражала. И её глаза в самом деле были как море.

— И? — подтолкнул рассказ Залемран, когда тишина сделалась нестерпимой.

— Они были простые люди, но я-то чувствовал, как море затопило корабль. Залило палубу, а потом как будто бы всё море осталось на небольшом её участке. Я раньше не замечал, что оно живое.

— На том участке, где девушка? — деловито спросил Залемран, и Вийник вздрогнул.

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь, — сухо ответил молодой старейшина. — А что было дальше?