ГРАС. Цикл (СИ)

«Не знаю. Кажется, ты начала...»

«...значит, ты закончил. Закончил, но не кончил. Кстати, отчего это? Ты же знаешь, мне уже не грозит опасность забеременеть».

«Древние китайцы считали, что мужчина не обязан каждый раз кончать, особенно зимой».

«При чем тут зима? Ты с ума сошел? Это же вредно!»

«Нонсенс! В вопросах размножения я китайцам доверяю».

«Так значит, ты китаец, да? Сейчас мы тобой займемся. Будем исправлять графу «национальность»».

Они начали ласкать друг друга медленными и точными движениями, ощущая импульсы удовольствия, идущие от партнера, как свои собственные. Каждый из них мог заставить другого испытать оргазм, просто послав возбуждающий импульс прямиком в нужный центр. Но им хотелось, чтобы сработали все цепочки, тела сами должны были пройти свой путь.

Никогда ещё Большакову не доводилось заниматься петтингом с таким яростным бесстыдством. К судорожно напряженным бедрам были словно привязаны направляющие нити, Он совершенно не контролировал своих телодвижений. Даже легкое поглаживание или шевеление, вызывавшее у одного из них наслаждение, эхом откликалось в другом. И это эхо билось между ними в учащавшемся ритме. Они были включены в неуправляемую цепную реакцию и вот-вот должны были детонировать. Жаркая лавина захлестнула их одновременно, но на этот раз Илья оросил свою партнершу.

— Два мокрых дела за сорок минут, — подвел итог неисправимый шут Большаков.

Содержание файла 0130.txt

Записан 4 декабря 1999 г., стерт 30 декабря 1999 г., восстановлен 1 февраля 2000 г.

«Последнее действие: извлечение корня, ставшего кубическим.

Нашкодила душа. Крайняя, как всегда, плоть.

Иротика.

Иразм Роттердамский. (Господи, это ж надо было так назвать город!)

Иранический смех.

командИрка, спИраль, транжИрка, пробИрка, квартИра, кИрка, таблетки аспИрина и амидопИрина, лИра, стИрка, вампИрка (!), шИрина, сатИра, шИрка, цИркач, что там ещё? И-раз! глафИра, ЖИриновский, екатИрина, ну, это уже маразм Иродиада. Иринотерапия».

***

А ночь на 15 декабря она провела с Ларькиным. Сердце у Ильи в это время не ёкало, он преспокойно спал на другой окраине Москвы. Впрочем, не совсем спокойно, потому что сон ему приснился очень мрачный. Приснилось, что ему делают операцию на сердце. Только сердце почему-то вынимают целиком. А он смотрит откуда-то сверху и чуть со стороны, как хирург в черной маске вынимает у него из груди дергающийся мускульный мешок и передает ассистентке, и та уносит его куда-то. В ассистентке Большаков узнал Ирину. А страшный хирург сшивает аорту, перехватывает другие сосуды и, не поставив взамен хотя бы пламенный мотор, небрежно перетряхивает органы, чтобы заполнить пустоту, и делает знак медсестре — мол, и так сойдет, зашивайте.

Утром на Илью обрушилось ощущение утраты. Чего-то недоставало, в устройстве мира образовалась неприятная пустота, и нужно было куда-то срочно бежать (скорее всего, к Рубцовой); чтобы заполнить эту пустоту. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что случилось, тогда он на какое-то время словно оглох, окаменел, неподвижно сидя на своей жесткой кровати в офицерской малосемейке. Это была ещё не боль, это был шок. Не хватало кислорода. Возникали какие-то смутные образы и сравнения: метеорит, пробивший дыру в стене космической станции, со свистом уходящий в никуда воздух, и предметы кружатся по комнате, захваченные могучим вихрем. А ещё ощущение льющейся крови, звон в ушах. Светящиеся червячки перед глазами — и кровь уходит, уходит литрами через невидимую, но страшную рану...

Потребовались все его познания в йоге, биоэнергетике и магии астома, чтобы найти и залатать эту дыру. Большаков отдышался, заставил себя позавтракать и несколько часов сидел, трясясь, как от переохлаждения, безуспешно пытаясь медитировать. Ждал, когда организм хотя бы частично восстановит утраченную энергию. И только потом пришла боль — ад в тоскливо- зелёных тонах, из которого хотелось сбежать, проснуться, чтобы всё было по-другому, но никак не удавалось.

В тот день почему-то все грасовцы опоздали на работу, и всё-таки Илья пришел позже всех. Майор Борисов, рассудивший, что если даже он сегодня задержался на десять минут, то старшему лейтенанту Большакову сам бог велел прийти в полдвенадцатого, не стал никого упрекать. К тому же непривычно хмурый зам уже доложил ему о своих подвигах, и выводы майор сделал правильные.