Гражданин Бонапарт

Предстал перед судом Конвента по обвинению в бездействии и генерал Ж. Ф. Мену. Но его в буквальном смысле слова спас от гильотины Наполеон, будучи уже в ранге главнокомандующего внутренней армией, а фактически войсками парижского гарнизона. Вот как он это сделал, по его собственному рассказу тому же Барри О’Мира: «Я считал, что было бы очень несправедливо, если бы пострадал только Мену, в то время как три комиссара Конвента, приказы которых он выполнял, остались бы вне суда и не были бы наказаны. Но, не рискуя сказать открыто, что Мену следует оправдать (ибо в те времена человек, говоривший правду, терял свою голову), я прибегнул к уловке. Я пригласил на завтрак трех членов суда, которые судили Мену, и в разговоре затронул вопрос о нем. Я заявил, что он действовал неправильно и заслуживает того, чтобы приговорить его к смертной казни, но что сначала следует судить и приговорить к смертной казни комиссаров Конвента, так как Мену действовал в соответствии с их приказами, и поэтому пострадать должны бы все. Мои суждения произвели желаемый эффект. Члены суда заявили: “Мы не позволим грандам Конвента купаться в нашей крови, когда они позволяют своим собственным комиссарам, которые гораздо больше виновны, избежать наказания”»[368]. В результате генерал Мену был оправдан.

В дальнейшем, как мы еще увидим, Наполеон привлечет Мену к участию в Египетской кампании 1798-1799 гг., а в Египте тот примет магометанство под именем Абдаллах Жак, попадет в плен к англичанам, но сумеет бежать. Кстати, помимо Мену, 13-е вандемьера связало с Наполеоном еще одну колоритную личность - Антуана Жозефа Сантера. Этот герой взятия Бастилии 1789 г. и народного восстания в Париже 1792 г., генерал революции, уволенный термидорианским Конвентом в отставку летом 1794 г. с лишением генеральского чина, оказал в дни вандемьера, по данным В. Слоона, какие-то «большие услуги» Наполеону, и Наполеон, став первым консулом, восстановит Сантера в ранге генерала[369]

.

О том, как сам Наполеон воспринимал Вандемьерский расстрел пусть роялистских, но все же людских толп на улицах Парижа, его биографы судят по-разному. А. 3. Манфред вполне справедливо оспаривает рассуждения французского историка Анри д’Эстра, по мнению которого Наполеон будто бы испытывал такую борьбу между «чувством и долгом», что допустил 13 вандемьера «капитуляцию собственной совести»[370]

. Во-первых, применение артиллерии против мятежников в городах Франции тех лет, на пороге гражданской войны, не было явлением исключительным - в Париже, Лионе, Нанси такое случалось с 1789 до 1795 г. неоднократно. Что же касается Наполеона, то своему восприятию таких акций он дал исчерпывающее объяснение в откровенной беседе с близким соратником, членом государственного совета империи, профессором и графом Пьером Луи Редерером: «Во мне живут два разных человека - человек разума и человек сердца. Не думайте, что сердце у меня не столь чувствительно, как у других людей. Я даже довольно-таки добрый человек. Но с ранней юности я подавлял в себе эту чувствительную струну, и теперь она у меня уже не звучит»[371].

Разум

побуждал Наполеона задействовать против мятежа роялистов артиллерию без каких-либо сомнений и колебаний. Поэтому он с легким сердцем писал 14 вандемьера брату Жозефу: «Слава Богу, все кончено. Мы перебили много народу <...>. Теперь все спокойно. Я, по обыкновению, цел. Счастье за меня»[372]

.

Событие 13 вандемьера (5 октября) 1795 г. стало поистине историческим. Очень точно определил его смысл великий Стендаль: «...оно помешало революции повернуть вспять»[373], т. е. от буржуазной республики к феодальной монархии. 26 октября 1795 г. вступит в действие новая Конституция, менее демократическая по сравнению с Конституцией 1793 г., но сохранившая республиканский строй и главное завоевание революции - социальное равенство.

Отныне главным вершителем судеб Республики стала пятичленная Директория. Первые директора (все пятеро!) в прошлом голосовали за казнь Людовика XVI, т. е. являлись в глазах роялистов цареубийцами. Самым авторитетным и, кстати, младшим из них по возрасту был 40-летний Поль-Франсуа Баррас, а самым выдающимся в умственном и нравственном отношении - Лазар Николя Карно (дед президента Франции Мари Франсуа Сади Карно). Лазар Карно вошел в историю Французской революции как «организатор победы». Бывший член Комитета общественного спасения, военный стратег и ученый-математик, с 1796 г. академик, он отличался не только блестящими способностями, которые (как мы увидим) очень ценил Наполеон, но и глубокой порядочностью, к интригам относился с отвращением и поэтому скоро вступил в конфликт с Баррасом и другими директорами.

После Карно наиболее способным и полезным для Республики директором был Жан Батист Ребель. Квалифицированный правовед и экономист, он занимался в Директории организацией финансов, но, как подметил Наполеон, «что бы ни говорили про него, все-таки, состоя членом Директории, он не нажил себе состояния»[374].