К полудню Батальон Гарибальди – в составе которого было известное трио: Видали (Карлос Контрерас), генеральный инспектор всего фронта; Луиджи Лонго (Галло), занимавший тот же пост в интербригадах и Ненни, командир роты в этом батальоне, – двинулся вдоль дороги от Тории к Бриуэге. Они не имели представления, что Коппи и Нуволари уже захватили город. Добравшись до так называемого дворца дона Луиса, бойцы батальона пошли пешком в сопровождении патруля на мотоцикле. В пяти километрах от Бриуэги патруль встретил мотоциклиста из дивизии «Черное пламя» Коппи, который, услышав итальянскую речь бойцов Батальона Гарибальди, спросил, правильно ли он выбрался на дорогу к Тории. Мотоциклист-гарибальдиец заверил его, что все правильно. Обе группы вернулись к себе. Коппи предположил, что разведчики были из дивизии Нуволари. Он продолжил продвижение вперед. То же сделал и Ильсе Баронтини, комиссар и фактически командир Батальона Гарибальди2
. Он расположил своих людей в лесных зарослях слева от дороги, где они могли поддерживать связь с 11-й интербригадой, тоже выдвинувшейся далеко вперед. Наконец появились танки Коппи. Они попали под пулеметный огонь Батальона Гарибальди. В бой была брошена пехота «Черного пламени». Произошла встреча дозоров – и с той и с другой стороны были итальянцы. Командир патруля «Черного пламени» спросил, почему итальянцы стреляют в них. «Это Батальон Гарибальди», – последовал ответ. Патруль «Черного пламени» сдался. Всю остальную часть дня рядом с сельским домом, известным как Ибарра-Палас, итальянцы вели между собой своеобразную гражданскую войну. Тем временем Видали, Лонго и Ненни наладили и пустили в ход пропагандистскую машину. В лесу разносились голоса из громкоговорителей: «Братья, зачем вы пришли на чужую землю убивать рабочих?» Республиканская авиация сбрасывала листовки, которые представляли собой охранное свидетельство всем итальянским перебежчикам от националистов – каждому было обещано вознаграждение в 50 песет. 100 песет должен был получить тот дезертир, который явится с оружием. А тем временем в Риме граф Чиано заверял немецкого посла Хасселя, что дела под Гвадалахарой идут как нельзя лучше. «Основные наши противники, – добавил он, – это русские». На следующий день, 11-го, бой начался снова. Командиры частей итальянских фашистов получили приказ от генерала Роатты – поддерживать в своих людях высочайший боевой дух, в котором была острая необходимость, сколько бы с ними ни говорили о политике и ни напоминали о дуче. В этот день «Черные стрелы» прорвали фронт 11-й дивизии Листера, захватили Триуэге и на своих бронемашинах стремительно двинулись по дороге в Торию. Батальон Тельмана понес тяжелые потери, и от полного разгрома его спасла только сила воли Людвига Ренна, нового начальника штаба бригады. Собрав все силы, он удержал дорогу из Триуэге в Торию, дорога из Бриуэги также оставалась под контролем батальона. 12-го числа непогода стихла и позволила республиканским бомбардировщикам подняться в воздух. Они безжалостно разметали итальянские механизированные колонны. Среди погибших оказался генерал Луицци, начальник штаба Роатты, убитый зажигательной бомбой. Листер поднял свою дивизию в контрнаступление. Первыми рванулись советские танки генерала Павлова, а за ними пошла пехота. Триуэге был отбит в штыковом бою бригадами Тельмана и Эль Кампесино. Множество итальянцев сдались. Наступление республиканцев продолжилось вдоль дороги на Бриуэгу. Батальон Гарибальди пошел на штурм своих соотечественников в замке Ибарры и в сумерках захватил его. На следующий день, 13 марта, правительство республики телеграфировало в Лигу Наций, что захваченные документы и заявления итальянских пленных безоговорочно доказывают «присутствие в Испании регулярных воинских соединений итальянской армии в нарушение статьи 10 соглашения»3. Генерал Роатта перебросил к замку две своих дивизии – «Черные рубашки» Росси и «Литторио» Бергондзоли. 14-го числа танки Павлова по дороге от Триуэге вышли к кафедральному городу Сигуэнсе, захватили обильные военные трофеи и, будь при них пехота, могли бы взять и сам город. На три дня, с 15-го до 17 марта, в сражении наступила передышка. Роатта каждодневно издавал приказы, но почти ничего не делал, предпочитая жаловаться на продолжающуюся пассивность Оргаса у Харамы4.