Число казней варьировалось от района к району в зависимости от прихотей местных командиров или властей. Гражданских губернаторов и чиновников, назначенных правительством Народного фронта, почти повсеместно ставили к стенке. Как и тех, кто во время мятежа призывал к всеобщим забастовкам. Кое-где судьбы расстрелянных разделяли их жены, сестры и дочери. Часто им брили головы, а на лбу издевательски рисовали эмблемы рабочих партий, таких, как UHR или UGT. Женщин могли и изнасиловать. Эти жестокости практиковались с определенной целью. Хотя у мятежников было хорошее вооружение, численность их оставалась невелика. В таких местах, как Севилья, где проживало много рабочих, их следовало запугать и принудить к повиновению новому порядку, чтобы командиры националистов могли спокойно спать. Посему националисты предпочитали обращаться со своими врагами не только с предельной жестокостью, но действовать совершенно открыто, выставляя тела жертв на всеобщее обозрение, хотя церковь настоятельно требовала, чтобы обреченные имели право на последнее причастие. «Только десяти процентам из этой бедной паствы было отказано в последнем покаянии перед тем, как передать их нашим доблестным офицерам», – с удовлетворением сообщал «почтенный» брат на Мальорке. Тем не менее, как правило, в публичном погребении отказывали даже родственникам казненных2
.После успеха мятежа аресты продолжались день за днем. Никто не знал, в каком преступлении его обвинят и вернется ли он когда-нибудь домой. Французский католический писатель Жорж Бернанос, который в то время был на Мальорке, описывал, как вооруженные отряды националистов «каждый день арестовывали людей в пустующих деревнях, когда труженики возвращались с полей. Они отправлялись в последний путь все в тех же пропотевших на плечах рубашках, с мозолистыми от ежедневных трудов руками, оставив на столе нетронутый суп, и женщины, задыхаясь, бежали за ними, чтобы успеть передать узелок с вещами, завязанными в чистую салфетку»3
. Но куда чаще аресты и сопутствовавшие им расстрелы проводились по ночам. Расстреливали по одному, а порой и группами. Исполнители казней имели в своем распоряжении обильные запасы вина и давали обреченным возможность перед смертью напиться, чтобы легче уйти в мир иной. Тела находили на следующее утро. Часто среди них были уважаемые члены левых партий или офицеры, сохранившие верность республике. Но никто не осмеливался опознавать трупы. Например, тела полковника Мены, главы гражданской гвардии в Бургосе, верного присяге кавалерийского полковника, и еще шестерых других хорошо известных горожан были похоронены под надгробием с надписью: «Семь неопознанных тел. Найдены на холме у 102-го километрового столба на дороге в Вальядолид».Спустя какое-то время (по крайней мере, на севере) публичное выставление трупов напоказ было запрещено приказом генерала Молы. Он заявил, что валяющиеся по обочинам дорог тела не предвещают ничего хорошего. Тем не менее казни продолжались, но на этот раз они были скрыты от глаз – расстреливали в садах, в отдаленных монастырях или среди валунов на каком-нибудь пустынном холме.
Многие подробности событий тех дней остаются неясными. Так, например, рассказывали, что многих жертв заставляли копать себе могилы, куда и сваливали расстрелянных. Говорили, что жен милиционеров не только насиловали, но и вырезали им груди. Заключенных обливали бензином и поджигали. Многие из этих историй были придуманы с пропагандистскими целями в республиканской Испании, но чаще они распространялись из-за границы. Писатель Артур Кестлер, в то время работавший в отделе пропаганды Коминтерна в Париже, позже описал, как стараниями его шефа, чешского руководителя отдела пропаганды Отто Каца эти «истории» были сознательно вписаны в текст его книги «Испанское завещание». Но часть из самых серьезных обвинений в жестокостях и зверствах (включая и те, что приведены выше) была подготовлена советом уважаемых юристов Мадрида. Однако не подлежит сомнению, что людей расстреливали, а порой и пытали на глазах их близких. Известно также, что генерал Франко приказал: ни одно прошение о помиловании не должно попадать к нему до того, как казнь будет приведена в исполнение4
. Директор школы из Уэски был забит фалангистами едва ли не до смерти – они пытались заставить его признаться, что он знал о «заговоре революционеров». После суда директор покончил с собой, разорвав зубами вены на руке. В Наварре и Алаве баскских националистов расстреливали без причастия. Рассказывали, что некий палач приказал своей жертве сложить крестом вытянутые перед собой руки и кричать «Да здравствует Христос, король наш!», а в это время ему отрубали конечности. Его жена, которую вынудили смотреть на эту сцену, сошла с ума, когда несчастного закололи наконец штыком.