Франко пришлось ждать плодов победы гораздо дольше, хотя он знал, что покорение севера страны в конце концов обеспечит ему паритет с противником в пехоте в центре и на юге. Вместе с растущим превосходством в авиации и в артиллерии это должно было обеспечить ему окончательную победу, если только раньше этого не разразится война в Европе. Война превратилась в битву не на жизнь, а на смерть, и у него крепла надежда одолеть врага, поскольку, как показала эта кампания, его союзники располагали большим количеством средств, чтобы обрушивать на голову врага снаряды и бомбы.
Глава 21. Пропагандистская война и интеллектуалы
«История может сказать побежденным – «Увы!», – писал У. Х. Оден в своей поэме «Испания 1937», – но не в силах ни помочь, ни простить». Гражданская война в Испании принадлежит к тем немногочисленным случаям в истории, когда гораздо более распространенная и куда более убедительная версия событий написана проигравшими, а не победителями. Такой результат предопределило, конечно, последующее поражение союзников националистов из «оси». Но в процессе самой войны республика, пусть и выигравшая ряд сражений за симпатии мирового общественного мнения, в целом проигрывала националистам, сосредоточившимся на избранной элитной аудитории в Британии и США. Пропаганда Франко играла на страхе перед коммунизмом и взывала к консервативным и религиозным чувствам, а подозрения их аудитории в отношении республики подтверждались советской военной помощью.
Националисты утверждали, что отстаивают дело веры, порядка и западной цивилизации, столкнувшейся с «азиатским коммунизмом». В подкрепление этой версии событий они, опираясь на поддельные документы[578]
, доказывали, что в 1936 году коммунисты замышляли революцию и собрали для нее 150 тысяч бойцов и 100-тысячный резерв, а националисты, опередив их, сорвали переворот. По их утверждениям, результаты выборов февраля 1936 года были недостоверными, несмотря на то что эти результаты были приняты и СЭДА, и лидерами монархистов. Они усиленно изображали жизнь в республиканской зоне как непрерывные казни священников, монашек и невинных людей, сопровождаемые ожесточенным разрушением храмов и произведений искусства. В оправдание своей неспособности занять Мадрид они утверждали, что в Испании воюют полмиллиона иностранных коммунистов[579].Если предельно упрощенно изложить позицию республиканского правительства, то оно считало себя законно избранным в феврале 1936 года, а потом – атакованным реакционными генералами при поддержке диктатур «оси». Республика, соответственно, в противовес фашизму воплощала демократию, свободу и просвещение. Зарубежная пропаганда республики подчеркивала, что ее правительство – единственное законное и демократическое в Испании. Это было, конечно, правдой в сравнении незаконностью и авторитаризмом его оппонентов, но сами либеральные и левые политики не всегда следовали собственной конституции. Восстание в октябре 1934 года, в котором участвовали Прието и Ларго Кабальеро, сильно компрометировало их борьбу с мятежниками.
Страстные сторонники республики отказывались признать, что угрозы левых уничтожить буржуазию и сама предреволюционная ситуация весны 1936 года неизбежно влекли ответную реакцию. Невероятные ужасы Гражданской войны в России и созданная в СССР система подавления (та самая диктатура пролетариата, которой требовал Ларго Кабальеро) послужили незабываемым уроком. После начала войны республике не добавляло доверия превращение кортесов в сугубо символический орган, не имевший контроля над властью. Потом, с середины 1937 года, администрация Хуана Негрина стала проявлять отчетливо авторитарные наклонности. Критика премьер-министра и коммунистической партии была уподоблена предательству.
Обе стороны кровавого конфликта подходили к истории крайне выборочно и манипулятивно. В последующие годы сторонники республики представляли испанский конфликт началом Второй мировой войны, франкисты же называли ее просто прелюдией к третьей мировой войне между западной цивилизацией и коммунизмом, а помощь нацистов и фашистов – случайной и несущественной.
Необходимость для республики убедить внешний мир в правоте своего дела усиливалась последствиями внешней политики Британии. Помимо этого и без того напряженная политическая атмосфера 30-х годов, как и интернационализация Гражданской войны, принуждали верить в решающее значение для ее исхода мирового общественного мнения.