Гражданская война в Испании 1936–1939

Двойниками республиканских «чека» на контролируемой националистами территории были местные комитеты, обычно включавшие видных «правых» вроде главного землевладельца, командира местной Гражданской гвардии, фалангиста и очень часто священника, хотя некоторые с риском для своей жизни пытались предотвратить расправы, Комитет обычно разбирался со всеми известными или подозреваемыми либералами, масонами и левыми. Кто-то из арестованных мог наговаривать на других в панической попытке спасти свою жизнь, но чаще жертвы были или потрясены, или отчаянно дерзки. На казнь их тащили со скрученными за спиной веревкой или проволокой руками. В Наварре священник оптом отпускал баскским националистам грехи перед расстрельным рвом, в большинстве же случаев приговоренных группами ставили у кладбищенской стены. Те, кто желал умереть с достоинством, кричали «Viva la Republica!» или «Viva la Libertad!» – подобно тому, как приговоренные к смерти националисты восклицали «Viva España!».

Фаланга часто подбирала себе жертв в местной тюрьме, если вне ее не удавалось найти подходящих кандидатов на казнь, – в одной только Гранаде так расстались с жизнью 2 тысячи человек. Неизвестно, какова была доля схваченных дома или на работе и потом расстрелянных ночью, при свете автомобильных фар. Слыша ночной порой отдаленные выстрелы, люди, позабыв про сон, испуганно крестились в своих постелях. Трупы «клиентов», как их часто называли, оставляли на виду – на грудь профсоюзникам клали в качестве доказательства вины их членские карточки.

Кое-где – например в Севилье или Уэльве – палачи использовали специальные грузовики, прозванные «мясными фургонами», отвозившие тела на кладбища[208], хотя иногда трупы оставляли на виду как предостережение. Так поступили с телом матери коммунистического вожака Сатурнино Барнеро, пролежавшим на севильской площади Пумарехо несколько дней. В Уэльве долго лежало на тротуаре тело кондитера, швырнувшего сандалию в генерала Санхурхо после неудавшегося путча в августе 1932 года. Практика выставления трупов напоказ продолжалась довольно долго[209], пока руководству националистов не пришлось настоять на захоронении тел из санитарных соображений[210]

.

Казалось, для жаждущих расправ националистов не было важно наличие или отсутствие сопротивления: в военном центре Бургосе или в столице карлистов Памплоне им никто не сопротивлялся, тем не менее чистки сразу же начались и там. В Бургосе, столице Кастилии, каждую ночь на обочине дороги расстреливали группами: Руис Вилаплана, президент училища судебных клерков, описал в воспоминаниях, как стал свидетелем казни сразу 70 человек[211].

15 августа в Памплоне во время процессии в честь Святой Девы фалангисты и «рекетес» похватали 50–60 человек, включая священников, заподозренных в баскском сепаратизме. «Рекетес» хотели дать им перед смертью возможность покаяться, но фалангисты не позволили. В неразберихе несколько пленников попытались сбежать, но их застрелили. «Для облегчения положения священники скопом отпустили грехи оставшимся. После казни грузовики вернулись в Памплону, и “рекетес” успели присоединиться к шествию перед входом в собор»[212]. Ассоциация семей погибших Наварры опознала тела 2789 казненных в этой провинции

[213].

Как и следовало ожидать, гораздо более массовые и систематические репрессии осуществлялись там, где было широкое членство в ВСТ и НКТ, особенно где на февральских выборах победил Народный фронт. Например, в Риохе более 60 процентов жертв принадлежали к партиям Народного фронта. Более 2 тысяч человек были казнены и похоронены в общих могилах под Логроньо[214]. В Риохе не осталось ни единой деревни, обитатели которой не легли бы в общую могилу в Ла-Барранке[215]

. В Кауде (провинция Теруэль) тела убитых сбрасывали в колодцы глубиной 84 метра. Живший неподалеку крестьянин слышал и записал в блокноте 1005 таких случаев[216].

В Севилье, где Кейпо де Льяно удалось ввести в заблуждение растерянных солдат, убийства в начале переворота представили частью военной операции. Но после прибытия подкреплений из Африканской армии под командованием майора Кастехона чистка превратилась в откровенную бойню: выживших приканчивали штыками. Сразу после этого ответственность за поддержание порядка возложили на полковника Диаса Криадо, что привело к казни почти всего местного начальства. В тюрьме не хватало места, и националисты использовали в качестве сборного пункта для 2 тысяч человек кинотеатр Jauregui, мюзик-холл Variadales, штаб фалангистов и даже две баржи, стоявшие у Золотой башни.

Франсиску Диас, 18-летнюю сестру генсека Испанской компартии, допрашивали целую ночь. Она видела связанных одной веревкой рабочих фабрики оливкового масла, которых вели на расстрел[217]. В целом жертвами националистских репрессий 1936 года стали в провинции Севилья 8 тысяч человек.