Гораздо более скромному отряду, всего 400 «регуларес» полковника Варелы, предстояло покорить юг Андалусии. Перед восстанием Варела тайно обучал карлистов-«рекетес»; 19 июля бунтовщики освободили его из тюрьмы Кадиса. Колониальные войска из Севильи захватили Уэльву, а потом ушли на юг, подавлять остатки сопротивления в Кадисе и Альхесирасе. Во вторую неделю августа силы Варелы двинулись на восток, на помощь осажденным националистам Гранады. Обеспечив на линии фронта выступ, дававший им доступ в город, они изготовились наступать на Малагу и на прибрежную полосу за горами. Но ввиду того, что Кордове угрожали 3 тысячи республиканцев генерала Миахи, Варела предпринял 20 августа стремительный марш для усиления тамошних небольших сил полковника Каскахо. После стабилизации кордовского фронта в первую неделю сентября (его линия почти не менялась до конца войны) Варела отправился на юг и 18 сентября захватил Ронду.
Генерал Хосе Миаха, республиканский командующий Южным фронтом, а впоследствии – обороной осажденного Мадрида, принадлежал к тем старшим офицерам, кто сохранил лояльность скорее волею обстоятельств, чем из убеждений[291]
. Его силы состояли из лояльных регулярных войск, мадридской милиции и местных добровольцев. Неэффективность совершенно необученных людей в обычной маневренной войне не стала сюрпризом – в отличие от бесполезности и инертности офицерства. Франц Боркенау побывал в штабе 5 сентября, в самый разгар тяжелых и неудачных боев. «Штаб, – писал он, – вкусно обедал, болтал, хохотал над похабными шутками и совершенно не заботился о долге, часами не предпринимая попыток наладить связь с передовой»[292]. Забывали даже о раненых.На северной «оси» наступления силы полковника Ягуэ состояли из пяти автономных колонн по 1500 человек в каждой. Легионеры и «регуларес» передвигались в реквизированных грузовиках, их сопровождала артиллерия калибра 75 мм. Авиационное сопровождение представляло собой самолеты «Savoia Marchetti SM.81», пилотируемые летчиками в форме Легиона, и «Юнкерсы-52» с пилотами люфтваффе за штурвалами.
Ягуэ ринулся на север, в Эстремадуру, развив в наступлении темп, сравнимый только со скоростью бронированных корпусов в 1940 году. Его тактика была простой и действенной: войска на грузовиках мчались на полной скорости по главной дороге, пока не встречали сопротивление в каком-нибудь городке или деревне. (Засад на открытой местности не устраивалось, потому что жители предпочитали обороняться в собственных домах, под защитой родных стен.) Через громкоговорители, полученные от немцев, националисты потребовали капитуляции: все двери и окна должны быть открыты, каждый дом обязан вывесить белый флаг. Если ответом было молчание или стрельба, войска высаживались и стремительно атаковали.
Скопища обороняющихся представляли собой идеальные мишени для профессиональных войск, поддерживаемых артиллерий и бомбардировщиками, – мобильные группы могли нанести более ощутимый урон и замедляли бы наступление националистов. После захвата деревни в ней учинялись расправы – возмездие за «красные» убийства, при этом карали всех без разбора. Кейпо де Льяно заявлял, что «80 процентов семей Андалусии погружены в траур, и мы без колебания прибегнем к еще более суровым мерам».
Наступление националистов выявило психологическую уязвимость рабочей милиции. В уличных боях, когда проявлялась массовая отвага, она была храбра до безрассудства, но выдерживать обстрелы и бомбежки на открытой местности ей было гораздо труднее – тем более что милиционеры отказывались рыть траншеи (редким исключением был Ирун). «Испанцы слишком горды, чтобы зарываться в землю», – заявил потом Ларго Кабальеро коммунистическому функционеру Михе[293]
.Сброшенные бомбы почти не причиняли вреда, но мастерски пикирующие вражеские самолеты наводили ужас на крестьян, непривычных к современной технике. Кроме того, не имея понятия о подготовке оборонительных позиций, милиционеры отчаянно боялись оказаться лицом к лицу с арабами, вооруженными кинжалами. Выход во фланг обычно заставал их врасплох и обращал в паническое бегство. Хаос усиливали забивавшие дороги повозки и ослы деревенских жителей, тоже бежавших от колониальных войск: порой крестьяне захватывали даже грузовики милиции. С другой стороны, тактика террора, практикуемая националистами, пробуждала не только панику, но и героизм. Крестьяне, проводив свои семьи, хватали дробовики и брошенные ружья и возвращались в свое pueblo – умирать.