Наконец, я хочу поставить исходный вопрос Маршалла в новой формулировке. Он спрашивал, есть ли пределы, за которые улучшение положения трудящихся классов выйти не может, и рассматривал эти пределы с точки зрения природных ресурсов и производительности. Я спрошу, есть ли пределы, за которые современное стремление к социальному равенству не может выйти, или маловероятно, что выйдет, и я буду размышлять не об экономических затратах (оставлю этот насущный вопрос экономистам), но о пределах, заключенных в принципах, вдохновляющих это стремление. Но современное стремление к социальному равенству, по моему убеждению, представляет собой последнюю фазу в эволюции гражданства, продолжающейся последние два с половиной столетия. Таким образом, моей первой задачей будет подготовить почву для наступления на проблемы современности, ненадолго углубившись в недра истории.
Развитие гражданства к концу XIX в.
Я поступлю как типичный социолог, если начну с того, что предложу выделить в гражданстве три составляющие. Но в данном случае анализ будет руководствоваться историей даже более явно, чем логикой. Я назову эти три составляющих (или элемента) гражданско-правовым, политическим и социальным гражданством. Гражданско-правовой элемент представлен правами, необходимыми для личной свободы или свободной личности, – свободой слова, мысли и совести, правом обладания собственностью и заключения соответствующих контрактов и правом обращения к правосудию. Последнее право относится к другому роду, чем прочие, поскольку оно представляет собой право защищать и утверждать свои права с точки зрения равенства с другими людьми и посредством закона. Это показывает нам, что институтами, наиболее прямо ассоциирующимися с гражданскими правами, являются суды. Под политическим элементом я пониманию право принимать участие в осуществлении политической власти в качестве представителя органа, обладающего политической властью, или избирателя представителей этих органов. Соответствующими институтами являются парламент и местные советы. Под социальным элементом я понимаю весь спектр прав – от права на определенное экономическое благосостояние и безопасность до права на приобщение к культурному наследию и права жить цивилизованной жизнью в соответствии с существующими в обществе стандартами. Наиболее тесно связанными с ним институтами являются система образования и система социального обеспечения[194]
.В прежние времена эти три нити были сплетены воедино. Права были смешаны, поскольку институты были слиты. По утверждению Мейтленда, «чем дальше мы углубляемся в нашу историю, тем труднее провести четкие демаркационные линии между различными функциями государства: один и тот же институт играет роль законодательной ассамблеи, правительственного совета и суда… Всюду, где мы наблюдаем переход от древности к современности, мы видим то, что модная философия называет дифференциацией»[195]
. Мейтленд говорит здесь о сплаве политических и гражданских институтов и прав. Но социальные права человека также были частью все той же амальгамы и производны от статуса, который определял и то, на какое правосудие можно было рассчитывать, где его можно было получить и в каком качестве можно было принять участие в управлении делами сообщества, представителем которого этот человек являлся. Но этот статус не был гражданством в нашем современном понимании. В феодальном обществе статус был отличительным признаком класса и мерилом неравенства. Не было никакого единообразного свода прав и обязанностей, которым все люди (благородные и простые, свободные и крепостные) были бы наделены в силу того, что они являлись представителями общества. В этом смысле не существовало никакого принципа равенства граждан перед лицом классового неравенства. С другой стороны, в средневековых городах можно было найти примеры подлинного и равного гражданства. Но присущие ему специфические права и обязанности были строго локальными, в то время как гражданство, историю которого я пытаюсь проследить, по определению носит национальный характер.