Гребаный саксаул (СИ)

На столе уже стояли шпроты, виноград, в глубоких тарелках- лагман. В хрустальном графинчике багрово рдело вино.

Жена майора курила, манерно держа сигарету в отведенной руке.

Потом повернулась к Костику. Значительно колыхнулись объёмные груди под пеньюаром. Скорее всего, они продолжали свой, только им понятный и давно начатый разговор.

- Мой милый мальчик! Ты думаешь, что наш мир живёт иначе чем ваш? Ты ошибаешься. Наш мир точно такой же. Военный городок это мир уязвленных самолюбий, растоптанных амбиций, бесконечных зависти и сплетен. Жена подполковника Окулова поручает жене прапорщика Кучинского штопать мужнино бельё. А та в отместку разносит по всему городку, что командир ходит в штопаных трусах. В нашем городке, как и во всей стране живут нищие, мстительные и завистливые люди… Ладно ребята, на сегодня всё. Спасибо за помощь. Я попрошу Якова Михайловича, пусть поощрит вас увольнительной. - Жена командира роты задумалась: - А вы Константин, пожалуйста, задержитесь. Заодно посмотрите розетки.

* * *

Почти дойдя до санчасти я вспомнил, что забыл в квартире свои наручные часы. Возвращаться было лень, но часы было жаль. Отцовский подарок.

Тяжелая, обитая качественным коричневым дерматином дверь была слегка приоткрыта. Секунду я стоял в замешательстве. Потом переступил порог. В квартире стояла тишина. Такса лежала в коридоре, положив голову на передние лапы. Слышался какой то шорох в зале. Стоны. Я сделал несколько шагов вперёд. Жена майора стояла спиной ко мне, уткнув голову в спинку дивана. Светлые длинные волосы разметались по подушке.

В вечернем полумраке матово светился её пухлый зад. Рядом, со спущенными штанами шумно дышал абитуриент Костик.

Я попятился. Собака проводила меня понимающим взглядом. Я тихонько прикрыл дверь. Скатился по ступенькам вниз. В подъезде было тихо и прохладно. Пахло жареной рыбой.

* * *

Абитура чувствовала себя вольно. Наверное, многие уже видели себя офицерами. После обеда они забив на самоподготовку валились в сапогах на кровати. Ночью уходили в самоход.

Однажды, будучи дежурным по части, Диянов пришёл в роту во время «тихого» часа. Увидев спящую абитуру, он устроил истерику с переворачиванием кроватей и выбрасыванием в окно тумбочек.

* * *

В сентябре началась отправка по частям. Мы выучили незнакомые, и непривычные названия — Аягуз, Уч- Арал, Жангиз Тобе.

Наш взвод разъехался. Ушли дембеля. Беккер уволился старшиной. Каныгин — старшим сержантом. Он долго крутился перед зеркалом в шинели и офицерской шапке, разочарованно вздыхая: «Говорил же я Диянову, что не нужен мне старший сержант. Три полоски на погоне смотрелись лучше».

В часть привезли молодых.

Незаметно подошли ноябрьские праздники. Как и обещал капитан Диянов, я получил младшего сержанта. Гарнизон перешёл на зимнюю форму одежды. «Деды» и «черпаки» достали из каптерки старые шинели, молодёжь в том числе и я, получили новые.

Шинель - это священная и незаменимая вещь в обмундировании советского солдата. Те, кому это было положено по сроку службы, начали осваивать профессию модельера. Шинели подрезали, ушивали, пришивали погоны и впихивали в них вставки. В результате шинель превращалась в произведение военного искусства.

Старший прапорщик Зингер сразу предупредил, чтобы мы ни с кем не менялись. Мне шинель досталась не по размеру, широкая в плечах, длинноватая. Пока я пришивал погоны, петлицы, шеврон и годичку, пришёл Юра Ендовицкий.

На нём была не солдатская, а курсантская шинель, зависть всех старослужащих учебки. Шинель была особенная - покрой солдатский, но ткань офицерская. Цвет серый, близкий к чёрному. Застегивалась также на крючки, имела один ряд декоративных пуговиц, но не пришитых, а утопленных в ткань.

Где её достал он особо не распространялся. Говорил, что выиграл в преферанс. Шинель обрезана, отпарена, подшита, из под неё выглядывали надраенные кирзовые сапоги.

Ендовицкий прибыл к нам из Свердловской учебки, где его готовили как командира пожарного расчёта. Он старше меня на полтора года. До армии успел окончить техникум. Юрка был красив, эрудирован, начитан, нагл.

Над губой пробивались тонкие, офицерские усики.

Нескончаемые любовные истории, которые он рассказывал, погружали нас в таинственный мир с шикарными взрослыми женщинами, поездками в такси, красивыми как в кино драками и ресторанами.

Легко и непринуждённо он употреблял загадочные слова: «Преферанс», «трихомоноз», «хук слева», «апперкот». В его рассказах присутствовали жёны полковников, генеральские дочки...

Наше уважение к сержанту Ендовицкому было безграничным. Ведь он, судя его по рассказам, вращался в очень высоких сферах.