Гребаный саксаул (СИ)

-Это малозначительная деталь. Художник не фотограф. Он не должен зацикливаться на мелочах, ровно также, как и на вырисовывании пуговиц.

На второй день я увидел знакомое лицо. Это был Рашид Багаутдинов. Татарин. Из Грозного. Главная черта его характера - чувство собственного достоинства. Даже сержанты в учебке стеснялись приказать ему мыть полы.

Рашид, зашёл в роту к старшине. Через закрытую дверь я слышал громкие голоса, раскаты смеха. Минут через десять Рашид вышел.

Мы обнялись. Рашид угостил меня сигаретой с фильтром. Он жил за пределами роты. На аккумуляторной станции. Там же спал и ел. Приходил в роту только за письмами.

Рашид производил впечатление очень надёжного человека. В дополнение к своей надёжности он был ещё и чертовски обаятелен.

На него хотелось равняться. Походить.

* * *

Командир отдельного батальона, подполковник Боярский - маленький, толстый, с рыжими ресницами. Ему за сорок. Зелёного цвета китель, с голубым ромбиком педагогического института, обтягивал круглый живот. Он был похож на Мюллера в исполнении актёра Броневого. Сходство дополняли глазки навыкат.

Все – от первогодки-срочника до офицера старались как можно реже попадаться ему на глаза. Любимая фразы комбата: — Товарищ солдат! Ко мне! Почему праздно шатаетесь по территории части?

И, кривя губы на одутловатом лице — Трое суток гауптической вахты! Пять суток!

Есть такие низменные натуры. Они находят удовольствие в том, что могут беспричинно наказать того, кто не может ответить им тем же.

Комбат регулярно проводил приём по личным вопросам.

Я спросил у командира взвода прапорщика Степанцова разрешения обратиться к командиру части.

У прапорщика красное лицо сельского тракториста и здоровенные красные кулаки. Шинель с засаленными погонами смотрится на нём, как детская распашонка. Яловые сапоги сорок пятого размера. Прапорщика отличают хриплый голос и виртуозная ругань.

- Нафуя?

- Офицером хочу стать. Буду просить, чтобы дали направление в училище.

Прапорщик, посмотрел на меня сверху вниз.

- Офицер - профессия героическая! - важно сказал он. – Обращайся. Только потом не жалей.

Подполковник разговаривал со мной минут тридцать. Он внимательно поглядывал белёсыми глазами и строго кивал головой. Временами он задавал вопросы, неожиданно повышая голос. Расспрашивал о том, где я вырос? Почему хочу стать офицером?

Я шпарил как по-написанному.

- Офицер, профессия-героическая. Родина... Долг... Присяга!

Комбат согласно кивал головой.

Алик Губжев ночью пошёл в самоволку в общежитие педучилища. Чтобы покрасоваться перед будущими училками выпросил у меня шинель. Мы с ним одного роста и комплекции. Надо же было такому случиться, что пролезая через дыру в заборе нос к носу столкнулся с комбатом. Губжеву удалось ускользнуть. Перед глазами комбата мелькнула чёрная шинель.

Через несколько дней подполковник Боярский увидел меня, ведущего роту на обед.

Комбат принялся вытряхивать меня из шинели. Я не понимая в чём дело, сопротивлялся, за что в боевых условиях полагался бы наверное, расстрел на месте.

Боярский всё- таки сорвал с меня шинель и, трясясь, как студень, топтал её сапогами.

- Мать!.... Мать!… Мать!..

Я не помню хватался ли комбат за кобуру, но я подумал: сейчас расстреляет!

Боярский, наверное, так бы и поступил. Но к счастью мы были не на передовой.

Вместе с комбатом был майор Козырев.

Он делал мне страшные глаза и выдирая из лап комбата сдержанно-устало повторял:

- Товарищ подполковник, ну нафуя!? Товарищ подполковник...

Комбат трясся как холодец, кричал.- Арестовать! Посадить на гауптическую вахту!

От гауптвахты меня спасло лишь то, что в ночь, когда Губжев был в самоволке, я находился в наряде.

Алик Губжев успокоил.

- Не переживай. Я уйду на дембель, пришлю тебе свою парадку. В порядке моральной компенсации. Договорились?

* * *

Время было обеденное.

В казарму явился новый замполит. Он разыскал меня и сказал:

- Завтра поедешь на «губу».

- Как это?– удивился я. - За что?

- Рота заступает в караул. Ты идёшь помначкара.

- Не могу, - ответил я.

Теперь удивился лейтенант Аюпов:

- Чего так? Вроде не баптист.

- Понятия не позволяют своих охранять. Западло это. В посёлке не поймут.

Лейтенант погрустнел:

- Ясно, – сказал он. - Тогда дисбат. Кругом! Шагом марш. Отставить! Ладно. Не грусти, я никому не скажу.

На следующий день мы с Рашидом в оружейке чистили автоматы.

Тускло светила лампа из-под покрытого извёсткой плафона.

- Порядки знаешь там какие? – спрашивает Рашид.– На губе? Ворота на запор. Часовой. Камеры, как в тюрьме. Нары.

Если не погонят на работу, с утра до вечера строевые занятия во дворике. А он, как пятачок. Со всех сторон стены, решётки. Бр-ррр! Там как на минном поле, если накосячил, запросто прямо с караула можешь отправиться на кичу суток на пять.

Ходить в караул мне понравилось. После праздников на губе собирался весь цвет Чимкентского гарнизона. Было интересно.