Греческое сокровище

Генри вернулся из Трои в начале декабря. В эти два месяца он, по его мнению, многое успел. Яннакису разрешили вернуться на раскопки, и он отремонтировал несколько построек на северном склоне Гиссарлыка: кладовую для хранения находок, единственный ключ от которой был у турецкого чиновника Кадри-бея: деревянный дом для вооруженных охранников, нанятых для охраны раскопа от разбойников, наводнивших Троаду. Построили также бараки для смотрителей, слуг и гостей; сарай для археологического снаряжения Шлимана, небольшую столовую, конюшню. Яннакис теперь крепко стоял на ногах и попросил у Шлимана жалованья 60 долларов в месяц—понимал, что незаменим. Он вызвал из Ренкёя своего брата, чтобы вдвоем открыть хлебную и винную лавку. Торговали они в кредит, но в убытке не оставались. Ведь Яннакис сам платил рабочим и у каждого вычитал задолженность. Наконец-то он выбился из бедности, опять обрел доброе имя и на сбереженные деньги собирался вскорости купить приглянувшуюся усадьбу.

Генри был доволен находками. По фирману он получал всего одну треть найденного; и Кадри-бей очень строго следил, чтобы при разделе Шлиману не доставалось самое лучшее. Но Шлиман и не пытался обмануть турок; он очень дорожил этим фирманом, рассчитывая продлить его действие на неограниченный срок. Среди находок были сосуды, наполненные золотыми бусинами, серьгами, пластинками, слитками. Благодаря его книгам, статьям, научным спорам Троя получила широкую известность. Туристы приезжали со всех уголков земного шара. Генри каждого водил по раскопу, давая пространные объяснения, убеждая в своей правоте. Самыми частыми гостями были моряки с английских военных кораблей, стоявших в Бесикском заливе. Фрэнк Калверт получил прощение английской королевы. Однажды турецкий султан посетил на своей яхте Чанаккале; дочь Калверта, юная девушка, преподнесла ему букет цветов и попросила замолвить словечко за отца перед королевой, когда султан встретится с ней для переговоров. И королева сменила гнев на милость, Фрэнк буквально воскрес. Он прискакал верхом в Гиссарлык поздравить Шлимана с микенскими находками.

— И больше не будет никаких споров о том, кто открыл Трою, — сказал он Шлиману. — Трою открыли вы!

Сгарые приятели обнялись. Фрэнк рассказал о своих планах начать раскопки в Ханай-тепе.

— Я пошлю туда необходимый инструмент и несколько моих лучших землекопов. — обещал, Шлиман.

Дома в Афинах Генри становился заботливым отцом. Два часа в день он учил Андромаху немецкому и французскому. С первой секунды появления на свет Агамемнон должен был спать с томиком Гомера под подушкой. А после крещения Генри прочитал сыну сто строк из «Илиады». Епископ Вимпос 1 приехал из Триполиса крестить младенца незадолго до отъезда Шлимана в Трою; крестным отцом был Иоаннис Сутсос, греческий посол в Петербурге в те далекие годы, когда там жили молодые Теоклетос Вимпос и Генри Шлиман. Какой радостной была встреча в Афинах старых друзей! По настоянию Генри за обеденным столом вместе с ним сидели оба его I ребенка. Хотя погода была холодная, Софья одевала детей по 1с и. не и все вместе ездили на прогулку за город. И самое главное — Генри опять стал пылким любовником, а Софья уже начала бояться, что муж охладел к ней.

Но у Генри появилась и еще одна любовь: доктор Рудольф Вирхов. всемирно известный медик, профессор патологоанато-мии в Берлинском университете, глава немецкой медицинской школы, возглавлявшей всю мировую медицину во второй половине века. Кроме того, Вирхов был членом муниципалитета Берлина и прусской комиссии по борьбе с голодом. Вирхов основывал политические партии, писал научные обозрения, был новатором во многих областях знания и выпускал сотни печатных трудов—монографий и книг по анатомии, антропологии, археологии.

Ни Генри, ни Софья никогда прежде не видали Вирхова, хотя Генри с ним переписывался и даже приглашал за свой счет в Троаду в 1872 или в 1873 году, зная, что доктор Вирхов увлекается доисторическим прошлым. Но тогда Вирхов был очень занят. Весной 1879 года Генри еще раз пригласил Вирхова на раскопки Трои. В этот раз, к его радости, приглашение было принято. Софья полагала, что Вирхова влечет в Трою единственно интерес к этому древнему городу. Но скоро она убедилась, что это не так. Генри писал Вирхову о затруднении с троянской коллекцией, которая уже год находилась в Кенсингтонском музее. Теперь музей просил увезти коллекцию, поскольку он готовил новую экспозицию.

— А почему ты не хочешь привезти ее обратно в Афины, где ей и надлежит быть? — спросила Софья.

— Пока еще рано. Может, удастся выставить ее в Лувре или в Петербурге…

— Но в конце концов она вернется домой? Генри промолчал.

В январе от Вирхова пришел ответ. Вирхов писал: «Печально, что вы, правда не без оснований, чувствуете себя отчужденным от родины… Но вы должны знать: общественное мнение всегда было на вашей стороне, что бы вам ни пришлось вытерпеть от наших ученых-историков».