Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника

Посещая социалистические страны, Брежнев дарил хозяевам – партийным лидерам позолоченные часы. При мне он торжественно вручал их Яношу Кадару, Густаву Гусаку, другим, это считалось знаком особого внимания, ведь на часах был барельеф с его, Брежнева, собственным изображением.

Эти часы есть и у меня. Вообще у меня хранится достаточно подарков, Почетных грамот, других благодарственных документов, подписанных людьми, оставившими свое имя в истории, – для небольшого музея вполне набралось бы.

В особом ряду – высокие правительственные награды: два ордена Красной Звезды, ордена Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», сюда лее, в один ряд с ними, отношу и знак «Почетный чекист». Награды вручали мне и Брежнев, и Андропов, и Горбачев. И каждый раз я отвечал:

– Служу Советскому Союзу!

Любой мой коллега по охране заслужил высокие награды: никто из генеральных секретарей не получил ни одной царапины. Но уберечь их от самих себя не было никакой возможности. За этими наградами – подневольные, унизительные обязанности, о которых не подозревает никто – ни обыватели, ни ближайшее высокое окружение. С горечью вспоминаю, как мы подбирали Генеральному секретарю таблетки, стараясь как можно меньше навредить здоровью. При этом нарывались на его яростное сопротивление, рисковали не должностью или карьерой, а уголовной ответственностью; как потихоньку от Генерального разводили водой водку, которой он привык запивать эти таблетки…

Где, в какой цивилизованной стране мира личная охрана руководителя страны занимается этим?

На таблетках

Много воспоминаний, помню, кажется, любой день пребывания рядом с Леонидом Ильичем. Но больше всего, ярче всего запомнил утро, когда я, рядовой сотрудник личной охраны, впервые в жизни увидел Брежнева близко. Там же, в Крыму. Он плавал в море, гнался за доктором Родионовым и кричал ему:

– Сейчас я тебя утоплю!

– Не надо, не надо, – отвечал доктор, пытаясь оторваться.

– А ноксирон дашь? – Брежнев сокращал разрыв.

– Дам-дам-дам, только не топите.

Тогда я не подозревал еще, что игра на море имеет серьезное продолжение, я даже не знал, что такое ноксирон, нембутал и прочие препататы. Много раз вспоминал я впоследствии этот эпизод. Год шел 1969-й, Брежнев был молодой и сильный, запас здоровья и энергии казался бесконечным, лет на двадцать, не меньше. Но уже тогда, в безоблачную пору, он, как оказалось, повадился пить снотворные сверх меры, уже тогда он губил себя; тогда, в пору молодости и силы, начался отсчет метронома.

Всего через несколько коротких лет весь мир увидел человека-развалину.

О том, что якобы из-за особенностей организма он должен спать не менее девяти часов в сутки, Брежневу сказали давно, кто-то еще из днепропетровских врачей. Так я слышал, по крайней мере, от Рябенко. Леонид Ильич поддался этому внушению, старался неуклонно выполнять предписание, с тех давних пор, в общем, и началась свистопляска со снотворными.

К тому времени, когда я стал выполнять обязанности заместителя личной охраны, Брежнев уже безнадежно втянулся в лекарства. Когда организм привыкал к каким-то препаратам, он менял одни таблетки на другие. Помню, одного только ноксирона он принимал до восьми таблеток в день. Где-то в середине семидесятых годов американские ученые установили, что препарат этот чрезвычайно вреден из-за своих побочных действий. Врачам стоило поистине героических усилий, чтобы вывести его из рациона Леонида Ильича. Но сколько же он успел их выпить, этих таблеток, даже очень здоровый организм не выдержал бы такой нагрузки.

Все дело в том, что «лечил» он себя практически бесконтрольно.

Личные врачи Генерального – вначале Родионов, а после того, как он в середине семидесятых годов неожиданно скончался, Косарев, выдавали таблетки нам, охране, а уж мы по их предписанию – Леониду Ильичу. Мягкий и податливый Родионов безотказно выдавал шефу значительный запас, и тот упростил дело.

– Передай резерв ребятам, – сказал он доктору, – они выдадут. Чтоб лишний раз тебя не вызывать…

Так мы оказались втянуты в эту круговерть.

Днем Леонид Ильич чувствовал себя сонным, а ночью не мог заснуть. Конечно, организм привыкал и, видимо, реагировал хуже, чем следует, но, с другой стороны, выпив горсть таблеток, он хотел засыпать моментально. Жаловался:

– Вон, смотри, сколько принимаю и то не могу уснуть. Володя, у тебя есть резерв?

Виктория Петровна говорила и со мной, и с доктором:

– Ну, что же он спит-то все время? И ему:

– Лень, не надо, ребята тебе дают, и хватит.

Чтобы не расстраивать лишний раз Викторию Петровну, я прятал для Леонида Ильича пакет со снотворным на ночь в тумбочку заранее, до ужина. А если Виктория Петровна увлечется телевизором, совал ему прямо в руки за столом. Но ему все время было мало, он рылся в тумбочке, в шкафу, в портфеле, искал заначку.