– А мне кажется, – заметил кузнец, – что король Франции гораздо сильнее негодует из-за того, что теперь в лагере куда громче славят не его, а английского короля. И все потому, что он сумел завоевать Кипр, взять большую дань и за три дня создать новое государство под властью английской короны. Филипп-Август никак не может пережить, что у него не получаются такие победы. Но ставлю половинку моего седла, что и на примирение первым пошел наш король – он слишком хитер и ловок и понимает, что без союза с Ричардом нечего и думать ни о взятии Сен-Жан д’Акры, ни о походе на Иерусалим.
– Ах, мессир Луи, ездить вам на половинке седла! – подал голос Ксавье. – Именно Ричард пришел нынче утром к королю Филиппу и, говорят, попросил у того прощения за то, что не рассказывал о своей невесте. Даже, говорят, предложил найти достойного жениха в Англии для принцессы Алисы.
– Почему в Англии? – вдруг разозлился Луи. – Во Франции нет женихов, что ли? Ну ладно, вижу, Ричард тоже понимает, что врозь они ничего не смогут добиться. А для чего ему… Для чего им мы с Эдгаром?
– Не знаю, мессиры! – пожал плечами мальчик. – Кто же станет мне это рассказывать?
Ведя такие разговоры, все трое приближались к лагерю и уже видели впереди стены, обносившие временный город крестоносцев, и знамена, веявшие в разных его частях, над шатрами вождей разных армий. И выше всех трепетали на ветру два знамени – английского и французского королей. Причем оба стана располагались ближе всего к крепостным стенам осажденного города. Дерзко и надменно тот и другой короли поставили свои шатры на расстоянии выстрела из арбалета от боевых укреплений врага.
Глава 7. План сира Седрика
Шатер французского короля был настоящим полотняным домиком, из добротной дорогой материи, пропитанной воском, чтобы сделать ткань непромокаемой. Синий, как закатное небо, расшитый золотыми лилиями, он выделялся бы среди других шатров, даже если б перед ним не возвышался шест со знаменем Франции. Кроме того, шатер был просторным и удобным внутри: его земляной пол в два слоя покрывали ковры, а над постелью короля был подвешен кисейный полог, защищавший Филиппа от насекомых. Несколько сундуков, кресла, дубовая бочка для мытья, дорогая серебряная посуда, – все эти предметы роскоши делали шатер действительно похожим если не на дом, то на довольно уютную комнату, в которой, кроме того, оставалось достаточно места, чтобы здесь могли собраться два-три десятка человек.
В последние три дня Филипп-Август не покидал шатра и почти не вставал со своей кровати: его неожиданно свалила жестокая лихорадка, которой в этих местах переболели уже многие крестоносцы, от которой умерла не одна сотня воинов, оставшихся невредимыми в битвах. Короля лечили французские и датские лекари, приходили и двое сарацинских врачей, которым в лагере доверяли и которых все же заставили перепробовать все приготовленные ими для Филиппа снадобья. Больному сделалось немного легче, он смог сидеть в кресле, у него вновь появился хотя бы какой-то аппетит, но все же лихорадка не отступала.
Страх смерти и боязнь проваляться в постели до конца осады и не заслужить славы, о которой он мечтал, которой ждали от него все франкские рыцари, вызвали у Филиппа желание найти сильную поддержку – он уже почти решился отправить посланца к Ричарду Львиное Сердце и предложить примирение. Если они встретятся и обсудят общий план действий, то в крайнем случае Ричард и один возглавит объединенную армию крестоносцев – его любят и чтут все без исключения рыцари. Разве что заносчивый Леопольд Австрийский и его воины косо смотрят на английского героя, но и те понимают, чего он стоит в бою. А после победы лавры и добычу победителей два короля поделят поровну, даже если болезнь не даст Филиппу участвовать в решающей битве: ведь у Филиппа самая большая армия и больше всего рыцарей.
И вот в тот момент, когда французский король собирался призвать герольда, чтобы послать его в стан англичан, ему вдруг доложили о том, что Ричард Львиное Сердце сам пришел в его лагерь и просит о встрече. Услыхав это, Филипп едва не завопил от восторга: он и не мечтал о том, чтобы заносчивый англичанин первым пошел на примирение!
Между тем Ричарда мучила не только совесть, хотя эта причина была, скорее всего, первой. На третий день после своего прибытия под стены Птолемиады он тоже подхватил проклятую лихорадку! Сильный организм, а еще более, несокрушимая воля и упрямство английского короля помогали ему держаться на ногах, не сдаваясь мучительной слабости и даже жестоким приступам, от которых возникала боль во всех суставах, а все тело сводила судорога. В такие часы пот ручьями тек по лицу Ричарда, оно делалось серым, как плохая бумага, а губы кривились и дергались. Но он крепился, не позволяя себе слечь в постель, – это могло внести уныние в сердца воинов, которые в него так верили. А ведь назревал решающий штурм города! Все в лагере только и ждали приезда двух могучих королей и их армий.