Грехи отцов наших и другие рассказы

На прием собралась добрая сотня гостей. Многие из уложенного в памяти списка, но были и другие: узколицая женщина с замысловатой прической из кос, немолодой мужчина с тонкими усиками и протезом руки, бесполая личность в полотняном костюме в тонкую полоску с заученно почтительными манерами банкира. Сегодня Оберон впервые увидит, что значит власть Лаконии. Людей – из города, со всей планеты, со всей системы – влекли сюда страх и неуверенность. Бирьяр обязан был излучать спокойствие сильного, внушая непоколебимость нового режима и суля сердечную милость тем, кто отдастся ему с безраздельной верностью.

Он собирался надеть пиджак, но отказался от этой мысли. И с радостью увидел, что гости тоже предпочли легкие рубашки и мягкие просторные блузки. Голубое кружево на Моне выглядело рядом с ними едва ли не тяжеловесным, но она умела грациозно носить этот наряд. Она проходила между гостями с такой непринужденной уверенностью, словно прожила в этом доме не часы, а годы. Она легко смеялась, внимательно слушала человека с рукой-протезом. В груди у Бирьяра шевельнулась ревность, сложившаяся из восхищения, любви и усталости.

Обходя гостей, он заметил, что орбита движения пересекается с ее орбитой. Как бы невзначай тронул жену за руку, утверждая свои права на нее, как и на всю планету. Усмешка, блеснувшая в ее глазах и неуловимая для других, означала, что Мона видит, понимает и прощает ему эту слабость. Или наслаждается своей над ним властью. В сущности, это одно и то же, только разными словами.

Первое предвестье неприятностей выглядело такой мелочью, что Бирьяр не придал ему никакого значения. Он вышел в садик у дома, где румянец местных растений проглядывал сквозь траву газона. Земное фиговое дерево распростерло ветви над столиком из резного камня. Спелые плоды уже потрескались и добавили сладости зловонному воздуху.

Мона сидела напротив женщины лет на двадцать старше. Ее седеющие волосы выбивались из строгого узла на затылке, а щеки раскраснелись от лишнего стаканчика спиртного. Заметив, что Мона хмурится, Бирьяр непринужденно направился к женщинам с намерением выручить жену. Оказалось, он совершено ошибочно истолковал ситуацию.

– Мы были почти у цели, – говорила пожилая женщина. – Еще полгода, и раскололи бы. Богом и чертом клянусь.

Мона с сочувственной досадой покачала головой. Пожилая оглянулась на Бирьяра, вспышка недовольства от прерванной беседы переплавилась в смущение, когда женщина узнала губернатора.

Мона взяла его за руку.

– Дорогой, это доктор Кармайкл. Я тебе рассказывала о ее работе по трансляции аминокислотных структур.

Бирьяр, улыбаясь и кивая, лихорадочно вспоминал. Кармайкл… Что еще за аминокислотные структуры? Он же знал… А, вспомнил!

– Способ уговорить местные формы жизни вырастить что-нибудь питательное для нас?

Кармайкл чуточку преувеличенно закивала. Пряди волос незаметно для нее выбились из прически и рассыпались веером, словно она плыла в воде. Голос ее колебался, как тростник, между злостью и просительным поскуливанием.

– Нас лишили финансирования. Отняли и передали другим. Я не дала взятки, так они говорят, будто со мной трудно сработаться.

– Прискорбно. – Бирьяр подпустил в голос сочувствия, которого не вкладывал в слова.

– Именно, – закивала Кармайкл. В глазах у нее блестели слезы. – Именно прискорбно. Самое подходящее слово.

Бирьяр покивал, зеркаля ее движения.

– Я непременно разберусь, – пообещала Мона.

– Спасибо вам, доктор Риттенер, – не переставая кивать, сказала Кармайкл. – Мы подошли так близко. Я покажу вам результаты.

Бирьяр улыбнулся Моне.

– Это придется отложить до другого раза. Я хочу тебя кое с кем познакомить, милая.

– Конечно.

Мона встала. Они с Кармайкл попрощались, и Бирьяр увел жену к дому – все равно куда, лишь бы с глаз этой пожилой дамы.

– Тебе не кажется, что рановато еще принимать чью-то сторону в местных спорах? – спросил он ее на ходу.

Мона взглянула на него. Она тоже устала. Вымоталась и, так же как он, не в своей тарелке. Ответила она резко, почти огрызаясь:

– Она занимается именно тем, что нужнее всего Оберону. Если ее отстраняют потому, что она не дала взятки…

– Коррупция существует. Мы знаем об этой проблеме и занимаемся ею. Может, здесь случай коррупции, а может, она все выдумала, чтобы было не так обидно. В любом случае, пожалуйста, не втягивай нас в эти дела с первого дня.

Прозвучало жестче, чем ему хотелось. Хуже того, покровительственно.

Мона улыбалась тепло и неискренне – для случайных зрителей, а не для него. Она мягко пожала ему локоть, опустила голову и отстранилась. Бирьяр с огорчением подумал, что надо было отложить прием до времени, когда они оба отдохнут. Такие ссоры случались у них от голода или от усталости. Доссорятся наедине, если надо будет. Он не видел в этом ничего сверх обычного.

И все же пожалел о размолвке.