Мы сидели в столовой, и я старательно делал вид, что с удовольствием уплетаю стряпню жены. Хотя кусок в глотку не лез. Что случилось со станцией Мурадова? Смог ли он увести её из-под атаки? И догадается ли Огарёв о том, что Мурадов поделился со мной важной информацией о прошлом премьера.
— В новостях передавали сюжет, о том, как взорвался какой-то звездолёт, космолёт, или что-то подобное, — щебетанье жены вырвало из дурмана размышлений. — Я решила, что это тот, на котором летел папа и ты. Но потом поняла, что это совсем другое.
Меня бросило в жар, перестало хватать воздуха.
— Взорвался? Об этом говорили в новостях?
— Ну да. Я покажу.
Ада провела пару раз ладонью по столу — там, где поверхность «облезла», возникла панель управления. И через мгновенье на экране, висевшем над нами, как в осенние листья высыпались фотографии, трёхмерное видео. Зазвучал мелодичный голос андроида-комментатора.
Экран закрыл длинный веретенообразный цилиндр темно-стального цвета, проходящий сквозь широкие кольца разного диаметра. Именно такой я запомнил станцию Мурадова, когда удалялся от неё на космолёте.
На моих глазах она начала распухать, надуваться изнутри, и через мгновение разлетелась на куски. Опустив голову, стал ковыряться в начинке блинчика. Не хотелось, чтобы Ада заметила выражение моего лица. Но сомнений не осталось: уйти Мурадову и его команде не удалось.
— Папа сказал, что это была какая-то станция, где засели террористы. Они организовали заговор. Карл, ты слышишь меня?
— Да, слышу. Хорошо, что их уничтожили, — я изо всех сил пытался скрыть от жены волнение, пожирающее душу. — Спасибо, милая. Было очень вкусно.
Я поднялся на второй этаж, в кабинет. Присел за стол, вновь начал листать биографию Огарёва. Захлопнул и стал стремительно мерить комнату шагами. Вся эта мишура, которая окружала меня, стала раздражать: старинная мебель из дуба, мои трофеи журналиста, гордо выставленные рядами на стеллажах.
По-прежнему не хватало воздуха, я распахнул воротник рубашки, растёр грудь в области сердца. Вышел на балкон и, облокотившись на ограждение, задумался. Отсюда открывался дивный вид на медленно несущую свои воды реку с низкими берегами, заросшими кустарником. Редкий лесок с берёзами и осинами. Тихо, как безумно тихо. Я черпал вдохновение в этой красоте, как студёную воду из колодца в жаркий июльский день. Но сейчас колодец высох и на дне осталось лишь немного грязи. В голове вертелись строчки Шекспира:
Как там называлась старая книга, которую читал в детстве? «И один в поле воин». Да, именно так.
Вернувшись в комнату, решительно направился к столу. Включил речевой блокнот и присев на край стола, начал диктовать текст рецензии на автобиографию Огарёва, превознося до небес прекрасный стиль, чувство юмора.
— Всем хороша эта биография. Недостатков совсем немного. Например, в ней упущен маленький эпизод, когда Виктор Евгеньевич вместе с компанией своих дружков совершил преступление. Изнасиловал и убил двух девушек. И ушёл от правосудия. Московский журналист Олег Леонидов пытался привлечь к ответственности насильников и убийц. Но его ликвидировали по указанию господина Огарёва, инсценировав самоубийство.
Рассыпался хрустальный звон «Кампанеллы» Паганини — вызов по закрытой видеосвязи. Автоматически высветилась надпись, настолько крупная, что её заметил и близорукий с десяти метров. Предупреждение, нечто похоже на прибитую к столбу ЛЭП табличку: «не влезай — убьёт».
— Карл, что вы хотите? — я предсказуемо увидел голограмму Огарёва.
И совершенно не удивился. То, что за каждым моим шагом теперь следили, было очевидно. Премьер не казался расстроенным или рассерженным. На лице — абсолютно непроницаемая маска сфинкса.
— Я хотел бы, чтобы вы выступили на национальном медиа-канале и объяснили людям, что на самом деле представляет «Нервная система Земли», — отчеканил я. — Что нейронная сеть выполняет функцию тотального контроля. Сколько всего людей подключено к ней? Сотни тысяч? Миллионы? А может быть всё население Земли уже нанизано на нейронные сети, как бусинки на леску?
— Совершенно невозможно, Карл. Подобная система нужна для национальной безопасности. Поверьте, будет лучше, если население не будет знать. Большинство ничего не поймёт, испугается неизвестности, поднимется ненужный шум.
Он смотрел прямо мне в глаза. Руки лежали на подлокотниках кресла. Так ведёт себя человек, который говорит правду. Но по моему опыту я понимал: Огарёв лжёт.
— Раньше я тоже считал так, Виктор Евгеньевич, но сейчас всё изменилось.
— И что же?
— Считайте, что я получил прививку совести.
— Вот как? Ну, хорошо. Если я разочарую вас и скажу, что никакой «Нервной системы Земли» не существует пока в реальности? Что это только теоретическая разработка?