Грехи в наследство

— Отлично! Значит, будем считать конфликт исчерпанным. Пока, служивые. Будьте здоровы.

С этими словами Голубкин развернулся спиной к не верящим собственному счастью парням, сгреб меня в охапку и бесцеремонно поволок прочь.

— Ты как здесь оказался? — спросила я, как только у меня появилась возможность нормально дышать и внятно говорить.

— К тебе приехал. Плюнул на Испанию и рванул сюда. Очень по тебе соскучился. — Голубкин ухмыльнулся.

— Я не о том! Я спрашиваю, как ты в Марьинке объявился?

— Ах, ты об этом?! — расцвел Голубкин. — Объясняю все по порядку! Прилетел сегодня ночью. Утром первым делом, естественно, позвонил любимой. Тебе то есть. Мол, когда увидимся, дорогая? А мобильник у ненаглядной не отвечает. Ну я парень упертый, поэтому не отступил и принялся названивать ей на городской телефон. Трубку взяла Дарья... Кстати, она что, у тебя до сих пор живет?

— Ночевала сегодня.

— Хорошо, а то иначе б я так и не узнал, куда ты делась. Так вот, Дарья сказала, что ты совсем недавно уехала в Марьинку и до вечера не вернешься. Ну, думаю, чего это мне весь день томиться в ожидании свидания? Поеду-ка я к любимой! И мне хорошо, и ей сюрприз. Короче, прикупил по дороге букет и рванул сюда.

При упоминании о букете из толпы выступил мрачный лоб и молча сунул мне в руки увитый дурацкой розовой лентой букет. Не в силах отвести завороженных глаз от Голубкина, я не удостоила подарок даже взглядом. Мимо зоркого Голубкина это не прошло, и он ревниво осведомился:

— Не нравится?

Я покосилась на чудо флористики и промямлила:

— Очень красиво.

— Я старался, — тут же успокоился он и, забыв о букете, вернулся к прерванному рассказу: — Приехал в деревню, а там никого. Между прочим, гнал как сумасшедший. Гаишники меня два раза тормозили. Пришлось отмазываться. Представляешь после всего этого мое разочарование? Торопился, предвкушал встречу, а милой нет! Хорошо, женщина на крыльце сидела. Просветила меня. Мол, была здесь такая, но только-только уехала. Теперь, наверное, через забор в парк лезет. Ну остальное, само собой, понятно.

— Удачно ты прикатил, — с неохотой признала я.

— А то! — с нескрываемой гордостью согласился Голубкин и даже подбородок повыше вздернул.

Взяв меня за плечи, он проникновенно заглянул в глаза и с тихой злостью поинтересовался:

— Послушай, ты что творишь? Забыла, что тебе уже давно не шестнадцать?

— Ты это о чем? — нахмурилась я.

— О том, что когда-нибудь тебя просто пришибут! — рявкнул Голубкин во всю свою луженую глотку и для большей доходчивости весьма ощутимо меня тряхнул.

Охранники, почувствовав приближение грозы, разом повернулись к нам спинами и отошли на безопасное расстояние.

— Сколько ты еще будешь бегать? Не пора ли перестать валять дурака? — очень серьезно спросил Голубкин.

Вот тут я по-настоящему обиделась. Многое я могла ему простить, но назвать мою работу детской блажью...

— Я не дурака валяю, я работаю, — не менее серьезно ответила я.

— Так бросай ее к едрене фене, эту работу, раз она такая беспокойная, — начал свирепеть Голубкин.

— Да? И что же прикажешь вместо этого делать?

— Замуж за меня выходить! Между прочим, обещала.

— Хорошо, выйду замуж. А потом что?

— Будешь жить спокойно. Мужа с работы ждать, детей рожать.

— Отлично придумал! Ты целыми днями будешь пропадать неизвестно где, а я дома сидеть и тебя ждать! Не выйдет! Лучше я тебя брошу, чем работу, — в сердцах выпалила я.

— Дура! — рявкнул Голубкин.

— Сам такой, — не осталась в долгу я и, оттолкнув его в сторону, бросилась к своей машине.

Я уже садилась за руль, когда Голубкин наклонился к окну, собираясь что-то сказать. Однако меня прямо-таки трясло от ярости, и слушать его я не стала. Сунув ему в руки злополучный букет, крикнула в лицо:

— Освободи дорогу. Я уезжаю. Никогда больше не путайся у меня под ногами.

Я неслась по узкой шоссейке в направлении московской трассы и клокотала от гнева.

Ну что за тип этот Голубкин? Любое дело, даже самое хорошее, умудряется испортить! Я была так тронута тем, что он соскучился и поехал разыскивать меня в Марьинку. Так была благодарна за его заступничество перед гнавшимися за мной охранниками! А он взял и все разом испортил!

Звонок мобильного, раздавшийся в тот самый момент, когда я мысленно клеймила Голубкина, был явно не ко времени. Не то у меня было настроение, чтобы разговаривать, потому и голос мой прозвучал далеко не приветливо.

— Ну, кому там еще неймется?!

Тот, кто пытался со мной связаться, похоже, не был готов к такому приему и растерялся. Послушав испуганную тишину, я в сердцах выпалила:

— Ну, долго молчать будете?

Я готова уже была выключить телефон, как до меня донесся чей-то неуверенный голос:

— Анна?

— Ну я это! Я! Кто говорит?

— Василиса... Заведующая музеем. Мы договаривались, что я позвоню...

Тут только до меня дошло, что звонит учительница из деревни Васькино. Надо же! Сама с нетерпением ждала ее звонка, а когда Василиса наконец позвонила, я устроила черт знает что! Мысленно ругнувшись, я умоляюще зачастила:

— Василиса! Извините меня, пожалуйста... Не поняла, кто звонит, а поскольку я тут немного не в настроении...