Дожидаясь возвращения Можейко, мы с хозяйкой пили чай и мирно болтали ни о чем. Алла Викторовна интересовалась дорогой и тем, понравился ли мне Вуславль. Я отвечала привычными обкатанными фразами, одновременно прикидывая в уме, задать ей свой вопрос немедленно или все же не торопиться. Принять решение я так и не успела. Дверь распахнулась, и в комнату быстрым шагом вошел сначала Можейко, а следом за ним Павел Юрьевич. Появление последнего стало для меня неприятным сюрпризом, поскольку втягиваться на ночь глядя в бурные дебаты с раздражительным Ефимовым сил совершенно не было. А от Павла Юрьевича можно было ожидать и вспышки бурного раздражения, и лавины гневных упреков, что было одинаково неприятно и утомительно. Неудивительно, что я следила за ним с определенной настороженностью, однако избранник народа повел себя неожиданно кротко. При виде меня он не только не впал в буйство, а, напротив, изволил поздороваться. Правда, лишь коротким кивком и без всякой приязни, но все равно этим своим поступком он привел меня в крайнее замешательство. Пока я приходила в себя и сживалась с мыслью, что мы с ним больше не враждуем, Павел Юрьевич устроился во главе стола и коротко попросил жену:
— Чаю, пожалуйста.
Алла Викторовна, не меньше меня встревоженная его появлением, сорвалась с места и торопливо зазвенела посудой.
— Тебе, как всегда, с лимоном?
— Без лимона и сахара, — не отрывая взгляда от скатерти, которую он пристально изучал, сухо отозвался Павел Юрьевич.
Стоило Алле Викторовне поставить чашку перед мужем, как Можейко, весело потирая руки, потребовал:
— Ну, Анна, докладывайте!
Идея привлечения Павла Юрьевича к участию в разговоре, без сомнения, принадлежала ему, но вины он за собой не чувствовал, держался свободно и единственный из всей нашей компании пребывал в отличном расположении духа. Похоже, в душе Можейко здорово потешался над нашей с Аллой Викторовной растерянностью. Одарив его возмущенным взглядом, я все-таки подчинилась и принялась, как он выразился, докладывать:
— Время позднее, поэтому излагать буду кратко и без подробностей. Поездка моих надежд не оправдала.
При этих словах Ефимов оторвал глаза от скатерти и поднял голову. Можейко в немом вопросе вздернул брови, и только Алла Викторовна не сдержалась и огорченно пискнула:
— Почему?
— Я отправилась туда в надежде найти документы, подтверждающие существование семьи Ивановых...
Глядя поверх голов собравшихся, Павел Юрьевич с неприятной усмешкой перебил меня:
— Зря ноги били, она и без ваших подтверждений существовала.
— Я веду речь о дворянах Ивановых, — сделав акцент на слове «дворянах», невозмутимо пояснила я. — К сожалению, таковых не оказалось.
Лицо Аллы Викторовны вытянулось, а Можейко и Ефимов обменялись быстрыми, многозначительными взглядами.
— Однако не все так плохо, — ровным голосом продолжала я. — Есть и кое-что обнадеживающее.
Я отчетливо видела, как насторожился и внутренне напрягся Ефимов. Его глаза тревожно метнулись к Можейко, тот ответил ему еле заметной успокаивающей улыбкой.
— В музее обнаружилась фотография семейства Денисовых-Долиных. Как оказалось, у них было имение неподалеку от города.
— И чему вы радуетесь? — сварливо поинтересовался Ефимов.
Удивленная, что он вообще принимает участие в разговоре, я решила не обострять отношений и проявить миролюбие:
— Благодаря этой фотографии удалось установить, что у Денисовых-Долиных была дочь, Наталья...
— Мою мать звали Ольгой, — не замедлил тут же ехидно напомнить мне Ефимов.
— Я в курсе, — спокойно кивнула я, не давая сбить себя с толку. — Так вот, наличие дочери у Денисовых-Долиных мы установили, и это можно отнести к нашим успехам. Однако доказать существование связи между нею и Ольгой Петровной я сейчас не могу и как это сделать в будущем — понятия не имею. И это наша беда.
Я слышала, как разочарованно вздохнула Алла Викторовна, и понимала, что мои слова ей не понравились. Что касается Павла Юрьевича, то ему, напротив, сообщение явно пришлось по душе.
— Ну я же говорил, — с довольным видом произнес он, косясь на друга детства.
Тот ответил ему мимолетной улыбкой и тут же беззаботно поинтересовался:
— Но это еще не все, не так ли?
Поскольку вопрос был обращен ко мне, ответила:
— Не все. После музея я съездила еще в одно место. В Первый Прудовый переулок.
— Зачем? — спросил Ефимов, и, как ни странно, обращался он снова ко мне.
В наших отношениях совершенно отчетливо наметился прогресс в лучшую сторону, но объяснялось все просто. Павел Юрьевич только потому забыл на время о своей неприязни, что был живо заинтригован моим вояжем в бараки.
— Туда-то зачем потащились? Что собирались найти? Еще одну фотографию? Только ведь на Прудовой музеев нет, это рабочая окраина, бараки, — не скрывая насмешки, сказал он.
— Я это знала, — кротко согласилась я. — Однако цель визита заключалась в другом. Я отправлялась туда, рассчитывая раздобыть сведения об Ольге Петровне.
Ефимов пренебрежительно фыркнул:
— Где? В бараке? Да все наши бывшие соседи давно повымерли! Сколько лет прошло! Там даже следов нашего с матерью проживания не осталось.