Грешники и праведники

«Вина не доказана» — «незаконнорождённый вердикт»[42], который выносило жюри присяжных в Шотландии, когда считало, что обвинение недостаточно постаралось, чтобы доказать вину обвиняемого. Подозреваемый выходил из здания суда свободным, официально его репутация оставалась незапятнанной. Эти слова вызывали у любого полицейского приступ бешенства: «ты меня почти поймал, но не совсем». Ребус знал закоренелых преступников, выходивших из здания суда на свободу после вынесения вердикта «вина не доказана». Они ухмылялись и подмигивали полицейским, которые сотни часов проводили, выстраивая систему доказательств, которую затем отвергал коллективным разумом присяжных.

Может, в следующий раз тебе повезёт больше, говорили эти ухмылки и подмигивания.

— Ты присутствовал при вскрытии? — спросил Ребус.

— Нет.

— А Гилмур или Блантайр?

— Это было давно, Джон. — Патерсон погрузился в молчание, словно задумался. — Я почти уверен, что там был Фрейзер Спенсер. Да, Фрейзеру в тот день досталась короткая спичка.

«Врёшь, — подумал Ребус. — Зачем ты это делаешь?» Профессор Каттл уже назвал имена — Гилмур и Блантайр, — которые предпочёл забыть Патерсон.

— Я всё равно не понимаю, какое отношение к этому имеет Кеннеди, — сказал Патерсон.

— Я и не думаю, что он имеет отношение.

На, получи, баш на баш.

Ребус отключился и, докурив сигарету, щелчком отправил окурок через окно на асфальт. Посмотрел на верхний этаж здания, потом вылез из машины, пошёл к входу и нажал кнопку возле таблички «Трейнор / Белл».

— Слушаю.

Он узнал голос и, наклонившись к микрофону, ответил:

— Это сержант Ребус.

— Джессика не хочет вас видеть.

— Я пришёл говорить не с ней, Элис, — с вами.

— Что это значит?

— Если Джессика дома, то, может, вам лучше спуститься.

— Зачем? Что я сделала?

— Она знает про вас и нашего дорогого незабвенного министра юстиции? А если уж я задаю этот вопрос, то вот вам и ещё один: знает ли Форбс, что вы встречались с его папашей?

— Вы ублюдок, — сказала она. — Уходите и оставьте нас в покое.

— Не могу, Элис, пока не получу от вас несколько ответов.

— Пошёл вон! — Щелчок — и домофон отключился.

Он выпрямился, прождал несколько секунд, потом ретировался в машину и устроился поудобнее за рулём. Он уже собирался закурить новую сигарету, когда Элис Белл распахнула дверь, вышла из дома и оглядела улицу. Она нервничала, пальцы её были сжаты в кулаки. Наконец она увидела «сааб» и сощурилась, её губы вытянулись в тонкую решительную линию. Ребус жестом пригласил её в машину, и она подчинилась — села на пассажирское сиденье, громко хлопнула дверцей.

— Вы омерзительны, — сказала она.

— Когда вам позвонили следователи, вы сказали, что отец Форбса показывал вам Шотландский парламент. Насколько мне известно, их эта версия удовлетворила. — Он помолчал. — Но меня, в отличие от них, ваши слова не убедили, и то, что вы сидите здесь, рядом со мной, лишь подтверждает мои сомнения. — Ещё одна пауза. — Ну так вы не хотите рассказать?

— Что рассказать?

Ребус откинулся к подголовнику, глядя на неё вполоборота.

— Пока в полиции проверили только последние разговоры Пэта Маккаски. Я могу углубить проверку и выяснить, когда всё началось…

— Три месяца назад, — сказала она вдруг. — Три с половиной.

— И как вы познакомились?

— Форбс пригласил меня с Джессикой к себе. Его родители были дома. Когда я сказала, что меня интересует творчество Элисон Уотт[43], Пэт заметил, что в здании парламента есть её полотно. — Теперь наступила очередь Элис Белл сделать паузу. — Тогда, наверно, всё и началось.

— А Форбс и Джессика?..

— Они ничего об этом не знают.

— Как часто вы с ним встречались?

— Восемь раз. — В её голосе была слышна чуть ли не гордость за такой точный ответ.

— В его доме?

Она покачала головой:

— Никогда.

— А где?

— У него есть приятель, у которого квартира на Холируд-роуд. Приятель часто уезжает в Лондон… — На её лице появился румянец. — Я знаю, он гораздо старше меня и… он отец Форбса и вообще, но…

— Вы не на исповеди, Элис.

— Вы же не думаете…

— Что его смерть как-то связана с вами? — Ребус покачал головой. — Не думаю, если только вы меня не разубедите.

— Тогда я не вижу смысла…

Ребус повернулся к ней всем телом.

— Мне нужна информация, Элис. Мне нужно знать, что случилось в вечер аварии. Я нутром чувствую, что Джессика поделилась с вами.

— Не поделилась.

— Я думаю, вы лжёте.

— Я не лгу!

— Ну, если вы хотите так играть со мной, то я могу поделиться вашей маленькой тайной с некоторыми общими друзьями — для начала с Джессикой и Форбсом, а потом с бригадой, которая расследует обстоятельства смерти мистера Маккаски…

В её глазах вспыхнула ярость.

— Вы омерзительны, — сказала она дрожащим от гнева голосом.

— Я предпочитаю выражение «суров, но справедлив».

— В чём вы видите тут справедливость?