Грешные Истины

Я потрясена его развратной красотой. Такой сомнительный человек не должен быть таким красивым. Это как наживка. Опасный соблазн. Я схожу с ума от одной мысли о том, насколько чертовски привлекателен Беккер Хант, поскольку мой мозг пытается собрать воедино то, что я собираюсь спросить, и как я должна это позиционировать. Нет правильного пути. Как бы я ни спрашивала, это не изменит ответа.

Так что сначала я ныряю ногами и задаю свой вопрос. Мой нелепый, диковинный вопрос. «Насколько хорошо ты лепишь?» Я сразу втягиваю воздух и храню его, взяв себя в руки.

Он улыбается, удивленный моим подходом. «Как гребаный бог», — отвечает он ясно, не сдерживаясь, так просто и ясно.

Проклятый коррумпированный мир, в котором я живу, перестает крутиться.

Глава 9

'Боже мой.' Я тянусь к книжному шкафу, глотая воздух, мое сердце бьется от нуля до шестидесяти в секунду. «Боже мой, Боже мой, Боже мой». Мой мир, возможно, перестал вращаться, но моя голова восполняет это. Я испытываю головокружение. Я не вижу, не могу дышать, не могу составить связное предложение. Я чувствую, что задыхаюсь. Моя рука хватается за шею, и мое тело катится от паники.

'Элеонора?'

Я моргаю, пытаясь сфокусироваться, пытаясь увидеть его, поскольку волна информации вливается в меня, делая все ясным. «Ты фальсификатор», — шиплю я. «Ты подделал фальшивую Голову фавна и позаботились о том, чтобы Брент купил ее!»

«Тссс». Беккер движется в конце, взяв меня за руку, но я упорно уклоняюсь от него. Это было не его обычное сексуальное молчание. Это был короткий резкий вдох. Он зол на меня. Нерв!

«Не затыкай меня», — рыдаю я, но затем закрываю рот рукой раньше, чем это делает Беккер, потому что я только что понял, что его дедушка находится на кухне в коридоре и он этого не знает. Он не может этого знать. Это прикончит его. Боже, я помню, как он спросил Беккера, есть ли какой-нибудь ключ к разгадке того, кто создал подделку, которую он должен был назвать подделкой. Мистер Х не знал, что это лепил его внук. Ой… мой… Бог. Конечно, Беккер не собирался объявлять это подделкой. Он сделал это. Он спланировал всю эту чертову штуку от начала до конца.

«Элеонора, успокойся». Беккер практически трясет меня от моего истощения, и моя мораль внезапно появляется из ниоткуда и кусает меня за больную задницу. Не знаю, где они были все это время, оставив меня погрузиться во все это… этот… этот…

'Боже мой.' Обмануть кого-то сейчас не так уж и плохо. Даже обворовать кого-то за колоссальные пятьдесят миллионов кажется довольно банальным. Но подделал давно потерянное сокровище? Что еще он подделал? Я преступница, если останусь здесь. Уже сбегу. Я просто нахожусь здесь, работая здесь. Я Бонни из Беккера. Он мой Клайд. Хорошо, мы не стреляем в людей, но некоторые люди в мире антиквариата могут посчитать это столь же аморальным. Потому что это так. Еще одно преступление. Строятся с каждым днем. Что еще там?

Черт возьми, возьми себя в руки, Элеонора.

«Сколько бесценных сокровищ ты подделал?» Я спрашиваю.

«Просто скульптура», — легко и охотно отвечает он, заставляя меня замолчать. Он робко пожимает плечами. «Я леплю как хобби. Это меня расслабляет. И у меня это хорошо получается».

У меня нет слов. «Мне нужен воздух». Я поворачиваюсь, но он хватает меня за запястье, удерживая на месте.

«Элеонора, ты не уйдешь», — говорит он с решимостью, которая вырывает меня из моих мыслей, которые кружатся по спирали.

«Тебе лучше все мне рассказать», — шепчу я ему в лицо. — «Все, Беккер Хант. Я хочу знать все — твою маму, твоего отца, твою вендетту против Уилсонов. Я не уйду, пока не накоплю всю информацию в этом твоем испорченном, развращенном мозгу». Я стучу ему по виску, как медь в дверь. Господи, полиция.

«Что ты имеешь в виду, ты не уйдешь, пока не узнаешь все?» Он оттачивает прямо в этой части моей тирады, которая, вероятно, должна меня немного облегчить. «Ты не двинусь с этой точки». Он беспокоится о том, что я снова сбегаю. Хорошо! Я гангстер Молли. Слепить подделку и заплатить кому-то за ее проверку? Поместить его в доме, чтобы его нашли, аукцион, акт…

— Говори, Хант. Говорите сейчас.'

Он соответствует моему решительному взгляду, его грудь выпячена, челюсти сжаты. Это противостояние. Ему лучше быть готовым проиграть. «Хорошо». Я прохожу мимо но никуда не ухожу.

«Элеонора», — выдыхает он, хватая меня за талию и поднимая с ног.

«Тебе лучше начать говорить», — шиплю я, пытаясь схватить его руками за талию. «Я вернулась не для того, чтобы ты продолжал лгать, Хант».

От раздражения он резко бросил меня на ноги, его разочарование взяло верх. — «Говори тише, Элеонора.»

Я дрожу от ярости, и мне это подкрепляется целой лодкой решимости. Ему лучше не недооценивать меня. 'Говори!'