Гретель и тьма

Теперь Эрикин черед получить новую работу – она будет сортировать громадные кучи одежды в таком месте, где гораздо теплее и чище, чем там, где она плела солому. Здесь длинные столы, заваленные красивыми шелковыми платьями, как были у мамы, а еще туфли, сумочки и горы шуб. Иногда я что-нибудь примеряю, но зеркала нет и посмотреться не во что. Среди одежды мы находим занятные вещицы: мыло и зубную пасту, вставные зубы, очки, фотографии, расчески. Человек, который за нами приглядывает, не кричит и не дерется. Его зовут Шмидт, он следит, чтобы суп в обед был горячий, и всем дает хорошо отдыхать. Чуть погодя он и мне назначает работу: у меня маленькие пальцы, и я могу распускать швы на шубах, чтобы портные их потом перешили.

Нелегко искать в меху малюсенькие стежки. Когда их найти легче, я знаю: кто-то их уже распускал до меня и там найдутся деньги и драгоценности, зашитые в воротники и манжеты. Тут много места, много комнат, но всякий раз, когда я на такое натыкаюсь, оказывается, что Шмидт стоит рядом со мной. В конце концов я понимаю, что он тоже что-то вроде ведьмы. А еще тут есть уродливый старый рыжий кот, он тоже за нами приглядывает, и глаза у него, что мерзейший гороховый суп Грет; как только я пальцами нащупываю что-то пухлое под швами, этот кот бежит и доносит Шмидту. Однажды из-под подкладки выпадает красивая золотая брошка – еще до того, как я распарываю шов. Она крохотная, в виде цветочка, с синими камешками вместо лепестков, и только я собралась ее спрятать в ботинке, как является Шмидт и протягивает мне свою здоровенную красную руку. Кот вьется у него между ног, смотрит на меня и улыбается своими узкими глазками. Стоит мне замахнуться на него ногой, как он исчезает. Эрика велит мне оставить его в покое, иначе меня могут выслать работать в плохую комнату, где вещи грязные и воняют, покрыты кровью и блохами, но мне плевать.

Через несколько дней я делаю вид, что подружилась с ведьмацким котом, а сама беру его за шкирку и сдавливаю так, что у него глаза вылезают и он бьет лапами по воздуху. Вдруг возникает Шмидт, и приходится кота отпустить. В следующий раз ему повезет куда меньше.

Когда нам хочется сочинять истории, мы с Даниилом уходим в особое место за сараями.

– Теперь твоя очередь, – напоминаю я. Он трясет головой.

– У тебя истории лучше моих. Там с плохими людьми происходит всякое хуже, чем у меня.

– Ладно. Кого сегодня будем убивать? – Решаем, что пусть умрут смотрители зоопарка. А раз они настолько больше нас, перво-наперво нужно наложить на них заклятье. И мы делаемся большие-пребольшие, а они – карлики. И мы их строим, как детей на школьном дворе. У Даниила здоровенная плетка, и когда они не делают, что им велено, он их хлещет по ногам. Стоять им надо подолгу, пока мы бегаем между ними и играем в игру, которой нас научила Сесили, чтоб мы не мерзли:

Наружу да внутрь за пролеской⁵⁵

в окошко,Наружу да внутрь за пролеской в окошко,Наружу да внутрь за пролеской в окошко,Я твой хозяин.

А когда стишок заканчивается, нам полагается выбрать кого-то и спеть:

Кого выбрал, того тронь,Кого выбрал, того тронь,Кого выбрал, того тронь,День-деньской⁵⁶.

Но к тому времени мы уже устаем и совсем веселые, и потому во вторую часть не играем, а ведем их в дремучий лес, пока не добираемся до пряничного домика. Нужно побыстрее, потому что волшебство нестойкое и скоро они вырастут обратно до обычных размеров. У ведьмы – громадная печь, туда влезут и слоны, и жирафы или тысяча обыкновенных зверей, эта печь у нее за баней. И смотрители зоопарка наверняка про нее знают, потому что мы вынуждены тыкать в них вилами и стрелять из пистолетов в воздух, чтоб они шевелились. Они бредут, а сами плачут и рыдают, делают вид, что раскаиваются, говорят, что это их заставили делать плохое. Мы их всех загоняем внутрь, даже дядю Храбена, хоть он и умоляет меня о пощаде. «Я знал твоего папу, Криста. Я давал тебе ириски».

Даниил бьет его по голове. Раз. Два. Три. «И так все хуже некуда, так еще и последнее самоуважение терять?»

А потом, когда мы уже закрыли дверцу на засов, мы ее всю залепляем глиной, чтоб не слышать, как они там воют, и собираем шишки и сухие ветки для огня. Ведьме предстоит это все поджечь. Она очень боится и делает тайные знаки пальцами. А потом встает на колени и пытается вспомнить, как молятся. Из высокой-превысокой трубы валит много дыма. Сегодня он пахнет фиалками и жженой карамелью. Пепел черный, и деревья, когда он на них падает, съеживаются и погибают.

За портняжной фабрикой, за стеной, видны макушки лесных деревьев. В основном там чернильно-черные ели, но есть и зловредное каштановое дерево – оно по осени не сбросило нам ни одного каштана, хотя сейчас, по весне, дает ветру натащить нам во двор кучи желто-зеленых шкурок. Мои два боба проросли, хотя еще пока маловаты.