Григорьев пруд

— А как же! — отозвался Сергей Акимович. — Вы, наши дети, навестили одиноких стариков. Разве это не праздник души нашей? А ты, я вижу, свету сияющему не рад, не замечаешь его.

— Верно, — улыбнулся Федор. — Работы много. С темнотой уходишь, с темнотой возвращаешься.

— Вот-вот! — обрадованно подхватил тесть. — Солнышка ясного не видишь.

— Значит, я вниз смотрю?

— Вниз, дорогой зятек, вниз.

— Работа такая. У нас кому-то и вниз смотреть надо.

— Ну а как же, — живо отозвался Сергей Акимович, — без этого нельзя... А вверх-то оно все же приятнее смотреть. Тут и солнышко тебе, и тепло...

— Ага, понимаю, — нахмурился Федор. — Но в летчики, батя, я не гожусь. Голова кружится.

Подошла Анастасия Яковлевна, заговорила напрямик:

— Бросал бы ты, Федюша, эту шахту распроклятую. Темнота — она и есть темнота. Переезжайте к нам. Вон какие хоромы... Не государству же ее дарить.

— Помирать, что ли, собрались? — грубо спросил Федор, поднимаясь.

— Дело наше такое, — вздохнула Анастасия Яковлевна. — А у вас дитя будет. Ведь будет, чего уж... Да и жене твоей, дочери нашей, жизни спокойной хочется. А какой она спокой чувствует, когда ты со смертью играешь?!

«Во оно что, — догадался Федор. — Ишь как спелись...»

И вспомнил он, что Ирина перестала спрашивать его о работе, о делах, а когда он сам заводил разговор, она скорее всего не слушала — вопросов, как прежде, не задавала.

— Мы и местечко хорошее присмотрели. Парень ты толковый, все на лету ловишь, легко тебе будет, — напевала Анастасия Яковлевна.

И согласно кивал ей Сергей Акимович:

— Так-то оно по-хорошему будет.

Еще до женитьбы уговаривали Федора переехать к ним. Но он наотрез отказался. Переехать — значит покинуть поселок, уйти из шахты. Хватит, помытарился. Никуда он теперь из родного гнезда не тронется. Тогда Ирина успокаивала:

— Да не хмурься, глупенький, что с них взять?.. Поговорят да перестанут.

И действительно, старики все реже нападали на Федора, а после свадьбы будто и забыли, что хотели его к себе переманить. Были добры и ласковы, радовались каждому их приезду. Федор охотно и часто бывал в городе.

И вот снова — еще более настойчиво и терпеливо — теснили они Федора. И Ирина так неожиданно для него требовательным голосом сказала:

— Не упрямься, Федя. Никто худого нам не желает...

— Собирайся! Поехали! — Федор рванул Ирину за руку.

— Не поеду! — крикнула Ирина и, закрыв лицо руками, убежала в спальню.

Федор метнулся к двери, но Сергей Акимович преградил ему путь, гневно сверкнул воспаленными глазами:

— Не пущу!.. Испугать хочешь, аспид?!

Федор, схватив шапку и пальто, выбежал на улицу и пошел, не разбирая дороги, туда, где меньше всего можно было встретить в этот час людей.

«Ах, гады... Тепленькое местечко... Ах, гады...» — ругался он.

Но поток бессвязных, горячечных слов быстро иссяк, и Федор уже не ругался, а только цедил сквозь плотно сжатые зубы:

— Вон как!.. Вон как!..

Потом, остановившись, долго и рассеянно смотрел на ребятишек, резвившихся на искрившемся льду болотца.

«Уехать», — выскочило спасительное слово.

Он повернул назад, твердо решив идти на автобусную остановку, но, оказавшись на знакомой улице, — так и не понял, как вышел на нее, — свернул к дому, в котором жили родители жены, и уже не спрашивал себя: «А зачем?»

Его ждали.

— Ну вот, пора ужинать, — сказала Анастасия Яковлевна и стала быстро собирать на стол.

Тесть молча подвинул Федору стул. Но Федор не присаживаясь прошел в спальню. «Сейчас я скажу... скажу...» Ирина подошла к нему.

— Идем, — мягко, певуче сказала она, и он покорно последовал за ней.

За столом все вели себя так, будто ничего не произошло. Домой приехали затемно, и Федор тотчас же лег и уснул, словно с тяжелой смены вернулся.

И опять потянулись дни, которые не приносили Федору облегчения. Он решил, что не поедет в город до тех пор, пока отношения с Ириной не станут прежними, и стал терпеливо ждать.

Так, в ожидании, прошел весь апрель. Под праздник Первое мая Ирина засобиралась в город. Федор молча, как бы отрешенно наблюдал.

— Ты разве не едешь? — спросила Ирина, останавливаясь рядом с Федором, который собирался починить утюг.

Он не ответил, даже не поднял головы. Чувствовал: если посмотрит, то согласится.

Ирина ушла в прихожую. Вот сейчас, через минуту-другую, она наденет весеннее, такое красивое, модное, под цвет морской воды, пальто и уйдет. Неужели уйдет? В тот раз она ушла потому, что его не было дома. А сейчас?

Федор выбежал в прихожую. Ирина плакала, уткнувшись в пальто, которое так и не сняла с вешалки. Федор обнял жену за плечи и сказал:

— Прости, Ирина. И тихо добавил:

— Я люблю тебя, Ирина.