Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Однако Белецкий уловил фальшь в рассказе и поведении министра. И после его ухода поинтересовался содержимым министерского портфеля, с которым Хвостов ездил к государю. Оказалось, что оба экземпляра доклада о Распутине привезены обратно и ни на одном нет ни резолюции, ни обычной пометки Государя о прочтении. Белецкий понял, что Хвостов его обманул, что он лгал. В тот же день Андроников со злорадством сообщил Белецкому новость о назначении в Иркутск, а на следующий день он выслушал о своем назначении и от самого Хвостова. Обескураженный, со слезами на глазах, Белецкий только и мог произнести: “За что?” Хвостов расхохотался, развел руками, а затем, делая легкий поклон, заметил насмешливо, что все поправимо, стоит лишь ликвидировать Старца.

13 февраля появился указ о назначении сенатора Белецкого иркутским генерал-губернатором. Вместо него товарищем министра внутренних дел был назначен могилевский губернатор Пильц. <…>

Свалив Белецкого, Хвостов торжествовал. Он всюду хвастался, что разделался с самым главным покровителем Распутина, что теперь он свалит и самого Старца, арестует всех его друзей, вышлет его самого. Хвостов не церемонился и с Вырубовой. Среди друзей Распутина началась паника. Сам Распутин нервничал, кричал на Вырубову. Анна Александровна стала бояться Хвостова. А тот, пользуясь отсутствием Государя, отсутствием дворцового коменданта, самодовольно хвастался, позволяя себе даже скабрезные намеки на Царское Село. Отъезжающий Белецкий видел весь цинизм разошедшегося министра и решил с ним бороться. Он обратился за помощью к Распутину, к Вырубовой, к митрополиту Питириму. Не стесняясь, рассказывал, как Хвостов уже давно готовил убийство Распутина. Но Белецкому уже не верили: почему же он вовремя не предупредил об этом, почему вовремя не разоблачил Хвостова. <…>

Между тем скандал разрастался. О министре, который готовил убийство, говорили всюду, особенно в редакциях газет и кулуарах Государственной Думы. Царица знала обо всем. Таким было настроение в Петрограде 18 февраля, когда в Царское Село вернулся из Ставки Государь. Я сделал доклад генералу Воейкову, но он слушал рассеянно, очень торопился и почти немедленно уехал в свою деревню. Там у него велась большая операция по финансированию его предприятия «Куваки». В его отсутствие Государь просил Штюрмера произвести расследование дела. Им занялись друг Штюрмера и его семьи видный чиновник Гурлянд и состоявший при Штюрмере Мануйлов. Гурлянд опытный и пожилой чиновник, старался выгородить Хвостова и если не замять дело, то окончить его без нового скандала для правительства. Мануйлов старался потопить Хвостова. В нем больше говорил журналист.

Ржевский на первом же допросе дал искреннее показание против Хвостова. Гурлянд стал влиять на него, и после нескольких допросов в неофициальной обстановке Ржевский отказался от самых важных против министра показаний. Хвостов объяснил Штюрмеру, что он посылал Ржевского к Илиодору, чтобы купить у того рукопись его книги “Святой черт”.

В Петрограде Хвостов всем рассказывал, что он боролся с Распутиным и его за это преследуют. Хвостов первый пустил слух, что Распутин немецкий шпион. Министр-авантюрист не постеснялся лично передать эту сплетню представителям прессы, заявив, что Распутин принадлежит к группе интернационального шпионажа. Хвостов говорил, что дворцовый комендант поддерживает Распутина. Это придавало вес его словам и окрыляло его. А Воейков как нарочно отсутствовал. Царица думала, что он уехал нарочно, и не одобряла его поведения. Она говорила, что он держит нос по ветру, когда это в его интересах». ( Спиридович А.И.

Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 276–286.)

Император Николай II на короткое время вернулся в Царское Село и записал в дневнике:

« 18-го февраля. Четверг

Встал около 9 час. После чая погулял на остановке у ст. Семрино. Было ясно и морозно. В 11 час. приехал с радостью в Царское Село . Со всеми детьми от станции домой. Аликс себя чувствует лучше, но кашляет изредка. Долго гулял и работал с матросами у снежной башни, кот. сделалась громадною за мое отсутствие. После 6 час. занимался и окончил все лежавшее на письменном столе. Вечером начал вслух англ. книгу “The woman in a motor car”» [153] .

Тем временем по России циркулировали провокационные слухи. В центре внимания М.К. Лемке и общественности находился так называемый «Старец», о котором он записал 21 февраля 1916 г. в дневнике: «Был у Александра Степановича Пругавина, чтобы достать экземпляр его конфискованной книжки «Леонтий Егорович и его поклонницы». Издание почти все продано в Москве, конфисковать удалось только 57 экз. <…>

Пругавин подошел к Распутину вплотную, собрал массу интересного, знает многих лиц, хорошо осведомленных о жизни старца, и хочет дать полную яркую картину охватившего двор и его круг сумасшествия.