Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Начальник Морского управления штаба Царской Ставки в Могилеве капитан 1-го ранга А.Д. Бубнов в своих воспоминаниях отмечал значение Балтийского флота в военных действиях Первой мировой войны: «Во все то время, пока Государь оставался на посту Верховного главнокомандующего, и до самого конца войны командующий Балтийским флотом был подчинен главнокомандующему Северо-Западным фронтом, а потому директивы Верховного командования этому флоту имели лишь общий оперативный характер. Балтийский флот должен был прочно оборонять подступы к столице с моря и для этого воспрепятствовать проникновению противника в Финский залив, а также оборонять правый фланг нашего фронта от нападений со стороны моря и для этого препятствовать проникновению противника в Рижский залив, на который этот фланг опирался. Эту директиву командование Балтийского флота расширяло по собственному почину ведением наступательных операций внезапного характера в средней и южной части Балтийского моря.

В общем, военные действия на Балтийском море в 1916 г. были продолжением тех операций, которые велись на нем в 1915 г., но объем их и успешность значительно увеличились за зиму 1915/16 г., сила флота и оборонительная способность Балтийского театра войны значительно возросли. В строй вступили четыре мощных броненосца, несколько больших быстроходных эскадренных миноносцев, несколько подводных лодок и разные вспомогательные суда. Кроме того, за зиму было возведено множество батарей и укреплений на берегах и островах обоих заливов, что обратило эти заливы в сильно укрепленные районы, дополненные многочисленными минными заграждениями». ( Бубнов А.Д. В Царской Ставке. М., 2002. С. 105–106.)

Об аудиенции у императора Николая II французский посол М. Палеолог 29 февраля/13 марта 1916 года записал в своем дневнике следующее: «В два часа дня я снова отправился в Царское Село; на этот раз согласно обычному церемониалу в полной парадной форме.

При входе во дворец навстречу мне попадается группа офицеров, только что представивших турецкие знамена, взятые под Эрзерумом 15 февраля.

Это обстоятельство дает естественную основу для начала разговора с императором. Я восторгаюсь блестящими победами, одержанными его войсками в Малой Азии; в ответ мне император повторяет вчерашнюю похвалу героям Вердена. Он прибавляет:

– Я слышал, что, благодаря генералу Жоффру, его искусству и хладнокровию ему удалось сохранить свои резервы. Надеюсь поэтому, что по истечении пяти-шести недель мы сможем начать одновременное наступление на всех фронтах. Снега, выпавшие за последние дни, не позволяют, к сожалению, рассчитывать на наступление раньше этого времени. Но будьте уверены в том, что мои войска поведут дружное наступление, лишь только они будут в состоянии передвигаться.

В свою очередь, я указываю ему на то, что Верденские бои знаменуют нам критический момент войны и что вслед за ними начнутся решающие операции; поэтому необходимо предварительное взаимное согласие союзников по тем важнейшим дипломатическим вопросам, разрешение которых они считают нужным приурочить ко времени заключения мира.

– На этом основании я прошу Ваше Величество обратить все ваше внимание на договор, заключенный между Францией и Англией о Малой Азии; Сазонов завтра доложит вам о нем. Я не сомневаюсь, что ваше правительство благожелательно отнесется к законным пожеланиям республики.

Я излагаю затем основания соглашения. Император возражает против предполагаемой конституции Армении.

– Это одна из самых сложных задач, – говорит он, – я еще не обсуждал ее со своими министрами. Лично я не мечтаю ни о каких захватах в Армении, за исключением Эрзерума и Трапезунда, стратегически нужных Кавказу. Не колеблясь, обещаю вам, что мое правительство приступает к обсуждению вопроса в духе того дружеского отношения, которое Франция проявляла к России.

Я указываю на спешность разрешения вопроса:

– Если союзники заранее разрешат все вопросы, могущие вызвать разногласия между ними, то при заключении мира они будут иметь громадное преимущество перед Германией. Уже разрешены вопросы о Константинополе, Персии, Адриатике и Трансильвании. Поспешим с разрешением малоазиатского вопроса.

Мне кажется, что мое заявление оказывает свое действие на императора, и он обещает стать на мою точку зрения при обсуждении его с Сазоновым. Я добавляю:

– Надеюсь, что из-за Малой Азии ваше правительство не забудет о левом береге Рейна.

Румынские дела нас долго не задерживают. Император повторяет мне, что он телеграфировал 3 марта президенту республики, слова его так искренни и категоричны, что мне не о чем больше просить его.

Император встает, и я предполагаю, что аудиенция кончена. Но он отводит меня к окну, предлагает закурить и продолжает разговор; из окна видно прелестное сочетание яркого солнца и снега – сад как бы покрыт алмазной пылью.

Царь говорит со мной простым, искренним и откровенным тоном, каким он никогда еще не разговаривал со мной. Он говорит: