Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Когда Воейков принял меня, я доложил о своем разговоре с Хвостовым, доложил о том, что Распутин назван немецким шпионом. Я особенно подчеркивал то, что у меня с Хвостовым нет никаких иных отношений, кроме официальных. Его сведения о причастности Распутина к шпионажу требуют немедленного разъяснения, так как Распутин иногда посещает дворец. Генерал Воейков слушал внимательно. При мне он вызвал одного из высших чинов своей канцелярии и приказал немедленно, сославшись на доклад генерала Спиридовича, запросить официальным письмом министра внутренних дел, какие у него данные о причастности Распутина к шпионажу и какие он, министр внутренних дел, принял по этому поводу меры.

Хвостов ответил дворцовому коменданту, что никаких сведений о причастности Распутина к шпионажу у него не имеется, что, очевидно, генерал Спиридович чего-то не понял или перепутал, почему и произошло видимое недоразумение. Воейков удовлетворился ответом. Он понял все и даже не осведомил меня об этом». ( Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 289.)

Французский посол Морис Палеолог 28 февраля / 12 марта 1916 г. сделал запись в своем дневнике: «Я испросил аудиенцию у императора, прибывшего в Царское Село, для того, чтобы осведомить его о Румынии и об общем положении дел; аудиенция назначена на завтра; церемониал обычный.

Вчера вечером император очень любезно пригласил меня присутствовать на кинематографическом представлении для его детей серии лент, изображающих сцены на французском фронте; приглашение это совершенно интимного характера; официальная же аудиенция остается на завтра.

Я приехал в Царское Село в пять часов. Кинематограф установлен был в большом круглом зале, перед экраном поставлены три кресла; вокруг них дюжина стульев. Почти тотчас же вышли император и императрица с великими княжнами и наследником цесаревичем, в сопровождении министра двора Фредерикса с супругой, обер-гофмейстера графа Бенкендорфа с супругой, полковника Нарышкина, г-жи Буксгевден, воспитателя наследника Жильяра и нескольких чинов дворцового управления. Во всех дверях столпились и выглядывают горничные и дворцовые служители. Император одет в походную форму; на императрице и великих княжнах простые шерстяные платья; прочие дамы в визитных туалетах.

Передо мной императорский двор во всей простоте его обыденной жизни. Император усаживает меня между собой и императрицей. Свет гасят, и сеанс начинается.

С глубоким чувством гляжу я на бесконечный ряд картин, изображающих живые подлинные события, столь наглядно подтверждающие усилия французов. Император восхищается нашей армией; он восклицает: “Как хорошо, какая отвага, как можно выдержать такой обстрел! Сколько заграждений перед неприятельскими окопами”.

Императрица, по обыкновению, молчалива; все же, поскольку она это умеет, она старается быть со мной любезной. Но до чего натянуты ее малейшие комплименты! До чего неестественна ее улыбка!

В продолжении двадцатиминутного перерыва, во время которого нам подают чай, император выходит в соседнюю комнату покурить, я остаюсь один с императрицей; бесконечным мне кажется этот tete-a-tete. Мы говорим о войне, об ее ужасах, о нашей несомненной и полной победе. Ответы императрицы отрывочны; она соглашается со всеми моими замечаниями, как соглашался бы автомат.

Вторая половина сеанса ничего не добавляет к первому впечатлению.

При прощании император сказал мне с любезностью, свойственной ему, когда он в духе: “Я очень доволен этим путешествием, совершенным с вами по Франции. Завтра мы долго поговорим”…» ( Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 71–72.)

А.А. Вырубовой стало вскоре известно, что 28 февраля 1916 г. произошел разговор премьер-министра Б.В. Штюрмера с Г.Е. Распутиным-Новым в покоях митрополита Питирима (А.И. Спиридович считал, что это была очередная интрига А.Н. Хвостова.) При встрече присутствовал С.П. Белецкий, от которого содержание беседы стало известно А.И. Спиридовичу. Глава правительства Штюрмер пытался уговорить Старца уехать на родину (в с. Покровское). Однако Григорий Распутин заявил Штюрмеру: «Убить меня хотите по дороге, как тогда. Всех моих друзей арестовать хотите. Не поеду. Папа, Мама приказали остаться – и я останусь, останусь». ( Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 291.)