Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

26 мая — «Вопросы и ответы. Товарищам делегатам Всероссийского крестьянского съезда». Написанная в классической форме катехизиса, где сами вопросы уже предполагали ответы, выражавшие позицию большевиков: «Кем организовано братание солдат на фронте?»; «Почему французы не братаются?»; «Можно ли брататься с теми солдатами, которые отходят и стреляют?»; «Стоит ли вам из своей среды посылать ораторов на передовую для братания с немецкими солдатами?»; «Зачем нам договоры публиковать, когда все революционные демократы знают теперь цели войны?»; «Настаивать ли нам на оглашении тайных договоров между Германией и ее союзниками?»; «Что нам делать, если наши союзники скажут: мы за контрибуцию и аннексии?»; «Что делать — наступать или отступать?»; «Что должна делать армия в настоящее время?».

29 мая — «Декларация прав или декларация бесправия?». Разоблачающая декларацию, выпущенную военным министром А. Ф. Керенским, лишавшую солдат почти всех их прав, завоеванных в мартовские дни, и приуроченную к Всероссийскому крестьянскому съезду.

31 мая — «Еще один тайный договор». Раскрывшая причины вступления 17 августа 1916 года Румынии в войну на стороне Антанты, пообещавшей после победы передать Бухаресту земли Австро-Венгрии — Буковину, Трансильванию, Банат и Болгарии — Добруджу с городом Варной. За что, собственно, пришлось сражаться русским солдатам Румынского фронта, так как румынская армия оказалась небоеспособной…

Поток комментариев Зиновьева прервался лишь с началом работы Первого Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов в здании Первого кадетского корпуса, что на Васильевском острове, 16 июня. Съезда, оказавшегося для большевиков весьма неудачным. Из 822 делегатов с решающим голосом они смогли получить лишь 105. Оказались тем третьими — после эсеров с 285 делегатами и меньшевиков с 248. Такой расклад сил был сохранен и при пропорциональном избрании президиума. Включившего в числе 23 человек только пять большевиков — Л. Б. Каменева, В. П. Ногина, Г. Е. Зиновьева, Н. В. Крыленко и Б. З. Шумяцкого.

Съезд, председателем которого избрали меньшевика Н. С. Чхеидзе, должен был начать работу с обсуждения центрального вопроса — доклада «Об отношении к Временному правительству». Однако поднявшийся на трибуну первым Р. А. Абрамович, представлявший «Бунд», предложил срочно рассмотреть скандальное дело швейцарского социалиста Р. Гримма. Приехавшего в Россию под поручительство меньшевиков И. Г. Церетели и М. И. Скобелева (вошедших во Временное правительство министрами почт и телеграфов, труда соответственно) и высланного по требованию правительства утром в день открытия съезда Советов.

Л. Мартов, лидер меньшевиков-интернационалистов, открывший прения, взял Гримма под защиту. Поведал съезду о провокационном характере обвинений товарища-социалиста, сыгравшего значительную роль при организации эвакуации политэмигрантов из Швейцарии. Объяснил, что Гримма пытаются представить агентом Германии, привезшим предложение Берлина о сепаратном мире с Россией. Вместе с тем, такое обвинение дискредитировало и правительство Швейцарии, пороча его нейтралитет, тем создавая предлог для вмешательства в дела альпийской республики, как и в случае с Грецией. Ведь там только что высадились британские и французские войска, сместили короля Константина, заменив его премьером Венизелосом, тут же объявившим о вступлении Греции в войну на стороне Антанты.

Выступившие затем Церетели и Скобелев попытались, но довольно неудачно, оправдать свою двойственную позицию: и поручившихся за Гримма, и одобривших его высылку. Столь откровенное двуличие позволило следующему оратору, Зиновьеву, использовать такой отличный повод для обвинения старых недругов-меньшевиков.

Начал Григорий Евсеевич с того, что полностью отстранился от Гримма как социалиста. «Наше направление, — сказал Зиновьев, — никогда не отождествляло себя с тем направлением, которое защищает Гримм, мы с самого начала в Циммервальде конструировались как левые циммервальдцы, разошлись с Гриммом в целом ряде в высшей степени важных вопросов». И только так заявив о своей незаинтересованности, перешел к тому, ради чего и взял слово.

«В чем обвиняют Гримма? — вопросил Зиновьев делегатов, дав тут же собственный ответ. — Если бы здесь были министры-социалисты, что обвиняют Гримма в том, что он является сознательным агентом германского правительства, то мы сказали бы, что это дело надо разобрать в соответствующей комиссии… Но, товарищи, мы не слышали никаких обвинений. Мы слышали от Церетели и Скобелева пространные доказательства того, что Гримм плохой интернационалист, и охотно соглашусь с этим…