Читаем Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции полностью

Не ограничиваясь угрозой отлучения, Ленин оценивал «Заявление» еще и как акт измены, предательства; «Что касается до положения вопроса о восстании теперь, так близко к 20 октября, то я издалека (в те дни Владимир Ильич проживал на Выборгской стороне, на Сердобольской улице, дом 1/92, квартира 41 — Ю. Ж.) не могу судить, насколько именно испорчено дело штрейкбрехерским (9 — Ю. Ж.) выступлением в непартийной печати. Несомненно, что практический вред нанесен очень большой»

78.

Гнев несомненно застлал глаза Ленину. Он не сообразил, что «Заявление» оказывалось весьма выгодным для целей ЦК, ибо дезинформировало враждебную власть. Скрывало истинные намерения большевиков и, что более важно, дату вооруженного восстания. То же, кстати, сделал в тот день, 31 (18) октября и Троцкий. Выступив в Петросовете, он произнес: «Мы ничего не скрываем. Я заверяю от имени Совета — никаких вооруженных выступлений нами не было назначено. Но если бы по ходу вещей Совет был бы принужден назначить выступление, рабочие и солдаты как один человек выступят по его зову».

Ну ладно, Ленин речь Троцкого прочитать не успел. Но почему он, обвиняя Зиновьева и Каменева, не вспомнил о статье И. Т. Смилги, опубликованной всего десять дней назад в «Рабочем пути» и которую непременно должен был прочесть? А ведь в ней раскрывались все главнейшие тайны большевиков и указывалась чуть ли не точная цата выступления. «Теперешний статус, — писал Смилга, — статус нескольких дней… Революция делает шаг вперед, и власть переходит в руки Советов… Дело идет к развязке»79.

Ничто больше не сдерживало негодования Владимира Ильича. Как же, Зиновьев — самый преданный ученик, самый близкий единомышленник, революционер, разделявший с ним и долгую эмиграцию в Швейцарии, и короткое подполье в Разливе, теоретик, вместе с которым написал ни одну важную статью, вдруг осмелился открыто высказать собственное мнение, не совпадающее с его. Такого, полагал Ленин, не замечать, прощать нельзя!

Еще 30 (17) октября Владимир Ильич начал работать над большим «Письмом к товарищам». Продолжил им полемику с теми, кто голосовал против предложенной им резолюции на памятном заседании ЦК 29 (16) октября. То есть с Зиновьевым и Каменевым, хотя пока еще не назвал их поименно. Статью эту, имевшую принципиальное значение, «Рабочий путь» стал публиковать с 1 ноября (19 октября). Прочитав первую часть, Григорий Евсеевич поспешил ответить своему многолетнему наставнику.

«В “Письме к товарищам”, — предельно корректно писал Зиновьев, — помещенном во вчерашнем номере “Рабочего пути”, тов. Ленин полемизирует с взглядами “двух товарищей”, одним из которых являюсь я.

По ряду обстоятельств я вынужден отказаться сейчас от подробного ответа на эту полемику. Скажу только, что действительные мои взгляды по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает тов. Ленин. Присоединяясь к вчерашнему заявлению т. Троцкого в Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов, я думаю, что мы вполне можем сомкнуть ряды и отложить наш спор до более благоприятных обстоятельств (выделено мной —

Ю. Ж.)». Это письмо редакция «Рабочего пути», опубликовав 2 ноября (20 октября), сопроводила кратким миролюбивым примечанием. Мол, вопрос о поведении Каменева и Зиновьева «можно считать исчерпанным»80.

Ленин остался непреклонен и пальмовую ветвь мира не принял. Опубликованное письмо Григория Евсеевича просто проигнорировал. Зато буквально впился в долгое, обращенное к ЦК и тогда же утерянное. В своем ответе, написанном 1 ноября (19 октября) и названном «Письмо в Центральный комитет РСДРП», Владимир Ильич оказался как никогда ранее безжалостным к своему недавнему соавтору.

Он писал, используя слова Зиновьева. Мол, он, Ленин, «рассылал свои письма “до принятия каких бы то ни было решений” и вы не протестовали». Так буквально, пояснял Владимир Ильич, пишет Зиновьев, подчеркивая сам четырьмя чертами слово до.

«Неужели трудно понять, что до решения центром вопроса о стачке (так Ленин зачем-то скрывал слова “вооруженное восстание” — Ю. Ж.) агитировать и за, и против можно, а после решения в пользу стачки (после добавочного решения скрыть это от врага), после этого агитировать против стачки есть штрейкбрехерство».

Итак, сформулировано обвинение: Зиновьев якобы агитировал против вооруженного восстания. Такое утверждение невозможно проверить, сопоставив с тем, что написал Григорий Евсеевич. И все же, судя по тому, что было сказано и им одним, и вместе с Каменевым в трех предыдущих письмах, на заседании ЦК, этому трудно поверить. Ведь Зиновьев ратовал не за отказ от восстания, а всего лишь за перенос его на несколько дней, до открытия Второго Всероссийского съезда Советов, отвергая ленинское требование — или сейчас, или никогда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное