Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Прежде всего, Владимир Ильич напомнил об очередном прегрешении Каменева и Зиновьева — их выступлении 14 (1) ноября. Лишь затем указал: «Уходя из ЦК, но оставаясь в партии, представители вашей политики взяли на себя, тем самым, обязательство подчиняться постановлениям ЦК. Между тем, вы, не ограничиваясь критикой внутри партии, вносите колебания в ряды борцов незакончившегося еще восстания… Ввиду этого ЦК вынужден повторить свой ультиматум и предложить вам либо немедленно в письменной форме дать обязательство подчиниться решениям ЦК… либо отстраниться от всей публичной партийной деятельности и покинуть все ответственные посты в рабочем движении впредь до партийного съезда.

Отказ дать одно из двух обязательств поставит ЦК перед необходимостью поставить вопрос о немедленном вашем исключении из партии»⁹⁰.

Повторилась ситуация, уже наблюдавшаяся перед октябрьским восстанием, когда Ленин противопоставил собственное мнение мнению членов ЦК. Видимо, потому-то все те, кто подал в отставку, но кроме Шляпникова, не поддались жесткому давлению Владимира Ильича. В коротких записках выразили твердое мнение, что лишь ЦК вправе требовать от них отказа от собственных убеждений, а потому не вернулись на оставленные посты, не дав никаких обязательств. Рыков переехал в Москву и получил там должность председателя городского продовольственного комитета. Теодорович уехал в Сибирь. Милютин перешел в исполком Петросовета, а Ногин вернулся в Москву и был назначен комиссаром труда Московской области.

Зиновьев же поступил весьма своеобразно. Обратился 20 (7) ноября не к ЦК, а ко всей партии с «Письмом», возвестившим о его двусмысленной капитуляции, почему оно уже на следующий день было опубликовано в «Правде». В нем Григорий Евсеевич попытался по-своему интерпретировать конфликт. Изложить его таким образом, чтобы виноватыми оказались не он и его единомышленники, а меньшевики да эсеры.

«Я выступил, — писал он, — с заявлением о выходе из ЦК нашей партии. Вы поймете, что мне нелегко было выступить публично против товарищей, с которыми я работаю рука об руку уже 15 лет. Я считал, однако, своим долгом пойти даже на этот шаг для того, чтобы побудить наиболее непримиримых своих товарищей пойти на соглашение со всеми теми социалистическими партиями, которые признают советскую власть…

Я остаюсь при том убеждении, что необходимо было сделать все возможное, чтобы попытаться выяснить, какие группы согласны поддержать советскую власть.

ЦИК Всероссийского съезда Советов выдвинул определенный план соглашения (резолюция 3 ноября), который я вполне разделяю, ибо он требует непременного признания декретов о земле, о мире, о рабочем контроле и признания советской власти. В ответ на резолюцию Центрального исполнительного комитета меньшевики выдвинули ряд предварительных условий. ЦИК, не желая затруднять переговоры, по нашему предложению принял (вопреки непримиримым) решение, которое устраняло препятствия для этих переговоров.

Тем не менее, другая сторона не пожелала пойти навстречу ЦИК. Условия, выдвинутые им, были отвергнуты меньшевиками и эсерами. Попытка соглашения была доведена до конца вопреки всем препятствиям, но она не увенчалась успехом не по нашей вине. Теперь показано, что меньшевики и эсеры соглашения не хотели и лишь искали повода, чтобы сорвать его. Теперь все рабочие и солдаты будут знать, на ком лежит ответственность за срыв соглашения. Теперь — я убежден в этом — и левые эсеры возложат ответственность за срыв соглашения на меньшевиков и войдут в наше правительство».

Именно так Зиновьев изложил ход событий, и вызвавших гнев Ленина. Именно так, что ни малейшей вины ни его, ни его единомышленников невозможно было обнаружить. А потому, с сознанием полностью исполненного долга он согласился выполнить требование не Ленина, нет, а «многочисленных товарищей и ряда рабочих делегаций… взять назад наш уход с ответственных партийных постов и подчиниться партийной дисциплине.

При создавшемся положении вещей, после того, как меньшевики отказались от переговоров на предложенных ЦИК условиях, я соглашаюсь на предложение товарищей и беру свое заявление назад».

К тому же призвал Зиновьев и ближайших товарищей, так же подавших в отставку, хотя даже такой поступок сразу же оговорил: «Наше право, наш долг — предостерегать партию от ошибок. Но мы остаемся вместе с партией, мы предпочтем делать ошибки с миллионами рабочих и солдат и с ними умирать, чем отойти в сторону в этот решающий, исторический момент…

Никакого раскола в нашей партии не будет и быть не должно».

И все же чуть ли не на следующий день Зиновьев покинул столицу. Скорее всего, по собственному желанию, ибо не получил ни полномочий, ни мандата, хотя позже подчеркивал — «по поручению партии». Отправился на Украину, где резко изменившееся политическое положение стало явно угрожать линии, проводимой большевистской партией.