Громкая тишина

…Он приехал в роту Седых на пост, сложенный из каменных глыб. «Типовое строительство неолитических стоянок», — подшучивал временами майор, руководя возведением постов. С трассы он въехал в замкнутое, окруженное кладкой пространство. Те же транспортеры. Те же дизели. Кухонная плита с шипящими форсунками. Антенна радиостанции. Красный флажок на мачте. И зеленый фургон военторга, раскрытые двери в торце, и красивая пышногрудая продавщица, похохатывая, подергивая плечиками, лихо торговала. Снабжала двух солдат сигаретами. Сыпала прапорщику в подставленный кулек маленькие баночки с апельсиновой шипучкой. Шутила, отвечала на шутки. Не смущалась мужских быстрых взглядов, скользивших по ее голым рукам и приоткрытой груди.

«Маркитантка», — снова подумал майор, любуясь и одновременно раздражаясь, не умея понять, что нашла молодая жизнелюбивая женщина на этой горной афганской дороге, где свищут пули и сгорают машины.

— Товарищ майор, апельсиновой водички попейте! Холодненькая! Специально для вас держала! — манила она комбата. Но тот резко, почти грубо сказал:

— Ведь был же приказ — мигом по трассе к себе! Почему задержались? Почему открыли торговлю? Закрыть фургон! Отогнать от ворот! И чтоб из укрытия не высовывать нос в течение дня! Понятно?

— Товарищ майор, — обиженным голосом пыталась возражать продавщица. Но он не слушал, шел дальше.

Под навесом, укрываясь от жара, сидели солдаты. Их форма отличалась от одежды ротных мотострелков. Новенькая, выглаженная, не спаленная солнцем, без темных потеков машинного и ружейного масла, без заплат, не истертая о броню и о скалы. Перед ними на солнце лежали в чехлах гитары, аккордеоны и флейты. А без чехлов, ярко пламенея начищенной медью, свернулись в клубки духовые трубы. Навстречу комбату шагнул офицер в майорских погонах, полный, румяный, радостно щурил сквозь очки близорукие глаза.

— Глушков!.. Пришла гора к Магомету!

Комбат узнал дирижера Файко, совершавшего турне по постам. Это его громогласный оркестр выложил на солнце свою медь. «Не ко времени, — подумал майор, — не в добрый час пожаловали на Саланг музыканты».

— Ты что же, не рад? — словно угадал его мысли Файко, замигал своими добрыми, влажными, как у теленка глазами. — А я торопился к тебе. Думал, посидим, побеседуем. Я тебе стихи почитаю. Мы ведь новый репертуар привезли, специально для вас, для Саланга. Марш горных стрелков, собственного моего сочинения!

Файко был мягким, милым, одаренным человеком, по природе гуманитарием. Тянулся к Глушкову, делился с ним тонкими, «невоенными» состояниями. Находил отклик. Но теперешняя их встреча не радовала, а скорей раздражала комбата.

— Видишь ли, сегодня здесь будет другая музыка! — сказал он дирижеру. — Мне здесь нужны будут совсем другие трубы — минометные! Впрочем, если ты выдвинешься на трассу и сыграешь на все ущелье, может быть, душманы Ахмат-шаха не выдержат и убегут от твоих инструментов, как от оружия массового поражения! Я буду тебе благодарен. Давай, сыграй, пусть услышат! Здесь неплохая акустика!

— Ну зачем ты так! — беззащитно и без обиды сказал Файко.

— Прости, — ответил Глушков, — я должен заняться ротой.

Ротный Седых шел навстречу. Издали, вглядываясь в его хмурое, несвежее лицо, в небыструю вялую поступь, комбат угадывал в ротном те случавшиеся в последнее время приступы меланхолии и упадка, что сменялись вспышками бурной энергии, безрассудной отваги, готовности лезть на рожон. Эти метания из крайности в крайность комбат объяснил утомлением. Двумя годами непрерывной жестокой борьбы, невеселыми вестями из дома — болезнь матери, намеки на неверность жены. И, как мог, боролся с этими приступами аритмии, от которых страдала служба.

— Товарищ майор, — докладывал ротный. — За истекшие сутки…

— Отставить! — резко, зло перебил майор. — Во что вы превратили пост? Что за торговля? Что за музыка? Один минометный выстрел, и вы недосчитаетесь отделения! Резервной группе не пробиться на транспортере — этот чертов дукан на колесах закупорил ворота!.. Если противнику нужен ориентир для пристрелки, он будет целить по этим разложенным на солнце медяшкам!.. Почему вы небриты? Разве на посту нет электричества?.. Вы знаете обстановку? Знаете, я вас спрашиваю?!

— Так точно! — Ротный побледнел, словно серия ударов пришлась ему по лицу. Не смотрел на комбата, играл желваками.

— Вчера по графику вы должны были доставить на высотный пост «Гора-два» продовольствие и воду. Почему не доставили? Почему отменили восхождение?

— У них еще осталась вода… Приехал оркестр… Я хотел, чтобы личный состав послушал… Сегодня сам с людьми собирался совершить восхождение…

— Вы здесь слушаете музыку, а люди на «Горе-два» слушают, как у них бурчит в желудке?.. Сегодня в сложившейся обстановке, когда по вас начнут работать десятки пулеметов, вы, оставив пост, задумали совершить восхождение? Не восхождение, а вознесение в рай!