Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе

— Эсеры любят носить маску друзей народа. Авантюризм в политике, авантюризм в жизни характерен для эсеров, анархистов, максималистов и прочих архиреволюционеров. Они просто не в состоянии признать ни своих ошибок, ни своих заблуждений, а это признак воинственного невежества. Печальна судьба партий, сходящих с политической сцены, — сказал Фрунзе таким топом, словно зачеркивал мертвую, уже ненужную тему. Помолчал и вернулся к самому главному, что тревожило его в эти дни: — Любая армия побеждает не в обороне, а в наступлении. Только решительным наступлением мы сможем сперва остановить противника, потом разгромить его. Мысль о наступлении не дает мне покоя, но для него требуются свежие пополнения, нужна политическая и воспитательная работа среди красноармейцев. Ради идеи сражаются насмерть, но идея должна быть близкой и понятной каждому сердцу. Все кажется просто и ясно, но какие дьявольские усилия нужны для претворения идеи в реальность!..

В приемную командарма вошел невысокий худощавый человек в добротной шинели, в мерлушковой папахе с золотым позументом. Шашка, украшенная серебряными бляхами, и маузер подчеркивали щегольскую одежду вошедшего.

Адъютант испытующе посмотрел на него, стараясь определить, что это за фрукт. «Ишь ты, прямо-таки франт! Усики воинственно закручены, но в глазах неуверенность и нет той развязности, что присуща военным щеголям».

— Вы к кому? — спросил он как можно суше, ожидая напористого ответа.

— К командарму на прием, — неожиданно слабым голосом сказал вошедший.

— Командарм занят.

— Я, видите ли, из Москвы, прямо с вокзала поспешил в штаб армии.

Адъютант колебался, но просящий тон, смиренный вид посетителя расположили его.

— Проходите, да только не задерживайте командарма.

Фрунзе и Новицкий, составлявшие оперативный план, подняли головы.

Посетитель остановился у порога, вытянулся, приложил руку к папахе. Отрапортовал:

— Бывший командир дивизии Василий Чапаев...

Фрунзе и Новицкий переглянулись: ни тот, ни другой не ожидали такого скорого появления «мужика-дьявола», о котором в армии бродят всякие россказни. «Для дьявола слишком застенчивый, даже робкий, да и ростом неказист», — подумал Новицкий.

— Рад познакомиться! Присаживайтесь, — сказал Фрунзе, протягивая руку. — Вы из Москвы?

— Прямо из военной академии.

— Прибыли по моему вызову?

— Никак нет. Бежал...

— Бежал из военной академии? — Фрунзе сдвинул брови. «Еще один своевольный молодчик, несмотря на застенчивый вид». — Объясните причины бегства...

— Невмоготу мне учение, товарищ командарм. Здесь друзья грудью революцию защищают, а я за партой, как мальчишка, историю войн да фортификацию с военной топографией изучаю. Учил, учил, плюнул и бежал.

— Вы командовали Николаевской дивизией?

— Так точно, командовал, — оживился Чапаев.

— Командир — не только дивизии, но и полка — обязан знать военную топографию, не говоря уже о тактике и стратегии. А по-вашему как?

— Умом согласен, сердцем возражаю. На кой черт топография, если Колчак раздавит республику?

Фрунзе захватил рукой подбородок, оперся локтем о стол. Новицкий, избегая смеющегося его взгляда, перелистывал бумаги.

— В ваших рассуждениях есть резон, но если каждый командир будет бегать, когда и куда ему вздумается, то за такое... — Фрунзе вдруг изменил свою мысль и закончил фразу не так, как хотелось: — У военного должно быть чувство дисциплины развито так же, как зрение и слух. Почему не подождали вызова?

— Я ничего про вызов не знал. — Чапаев выпрямился, бесшумно отодвигая назад шашку.

— Хорошо, я подумаю о вашем назначении.

Чапаев снова отдал честь и покинул кабинет.

— Каков, а? С виду орел, а в разговоре тих и скромен. Я ожидал встретить нахального молодца, судя по рассказам о нем, и даже немножко разочарован, — сказал Фрунзе.

— В тихом омуте черти водятся. А мне он понравился. Сказал прямо: бежал из академии на фронт. И баста! Другие с фронта в академию правдами-неправдами рвутся, а этот... Нет, он мне определенно нравится, — весело отозвался Новицкий.

— Да и мне тоже. Отбросим россказни о нем и станем проверять на деле. Дело, одно дело определит, кто такой Чапаев. Мало даже самого страстного желания сражаться за революцию, надо поступками доказать свою преданность ей, — заключил Фрунзе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

До того, как объявить себя верховным правителем России, Александр Колчак прожил бурную жизнь.

Сын русского дворянина, он окончил морской корпус и мечтал о полярных путешествиях. Ему повезло. Знаменитый исследователь Арктики барон Толль в девятисотом году организовал экспедицию на поиски загадочной земли Санникова, и лейтенант Колчак участвовал в ней.

Началась мировая война. Колчака назначили командиром крейсера, он дрался с немцами в Балтийском море. За личную отвагу царь наградил его золотым кортиком. В разгар войны Колчак стал командующим Черноморским военным флотом, имя его приобрело популярность в военных кругах, о нем охотно писали газеты, прославляя его храбрость и морской опыт.