Грозное лето

— Он шел в среднем, ваше величество, по двадцать верст в сутки. По песчаным дорогам — это очень хорошо, — заметил Сухомлинов.

— Да, я знаю и поэтому не осуждаю его. Он честно исполнял свой долг. И исполнил его до конца. Побеспокойтесь о его семье, пожалуйста.

— Слушаюсь, ваше величество. Непременно побеспокоюсь, — ответил Сухомлинов с готовностью.

— А для выяснения обстоятельств гибели корпусов Мартоса и Клюева я повелю назначить правительственную комиссию… Как вы полагаете, Владимир Александрович, кого бы можно назначить на пост председателя комиссии? Давайте посмотрим в список генералов, — сказал он и, раскрыв лежавшую на столе алфавитную книжечку, прочитал первую попавшуюся под руку фамилию генерала Пантелеева и заключил: — Вот его и назначить. Как вы к этому относитесь?

Сухомлинов не знал, что и ответить. Царь еще не получил официального донесения великого князя, а уже решил создать правительственную комиссию для расследования причин катастрофы второй армии. Узнай об этом великий князь — наверняка подумает, что это — козни военного министра. И хотел сказать, что генерал Пантелеев не очень-то объективно может изложить события, да царь продолжал:

— Вам не нравится фамилия генерала Пантелеева?

— Я полагаю, ваше величество, что генерал Пантелеев может изложить суть дела чисто формально и не рискнет назвать некоторые вещи своими именами.

— Что вы имеете в виду?

— Генерала Ренненкампфа и командование. Высшее. Оно более всего повинно в катастрофе второй армии, — наконец сказал Сухомлинов главное, что намеревался сказать. И затаил дыхание: что-то будет?

Но ничего не было. Царь сделал вид, что не придал значения его словам, а по-прежнему стоял у стола, перелистывал книжечку как бы в задумчивости и синим карандашом неторопливо перечеркивал какие-то фамилии.

Сухомлинов весь глазами был возле книжечки и определял: «Артамонова вычеркнул. А это — Благовещенского… А это — Жилинского…»

Царь, не прерывая того, что делал, спросил:

— В Петербурге ходят слухи о том, что Франция может заключить сепаратный мир. Сазонов сказал мне в телефон, что у него и у вас был Палеолог. Не говорил ли он вам что-нибудь в этом смысле?

— Наоборот, ваше величество, Палеолог очень беспокоился, чтобы Россия не заключила сепаратного мира с Германией, но я надлежаще успокоил его, напомнив слова вашего величества о том, что Россия будет воевать до последнего солдата. Но у Палеолога есть какие-то сведения относительно замыслов противника. Если вы позволите, я назову настораживающий факт…

— Говорите.

И Сухомлинов рассказал о том, что говорил ему Палеолог о Васильчиковой, от себя добавив:

— Я полагаю, ваше величество, что тут затевается нечто коварное: наша разведка тоже сообщает, что Марию Васильчикову намереваются отправить из Вены в Петербург с какой-то тайной миссией относительно продолжения войны, — сказал Сухомлинов, сильно преувеличив сообщение своей разведки.

Царь как бы и не слушал его особенно, а продолжал медленно перелистывать книжечку с фамилиями генералов и неторопливо перечеркивал их. И неожиданно заметил как бы между делом:

— А вы напрасно тогда, Владимир Александрович, в июле, не согласились со мной, когда я решал вопрос о верховном командовании, и пошли против меня. Сейчас все могло быть иначе. Вы согласны теперь, что я был прав?

Сухомлинов отметил: «Согласен с чем? С тем, что верховным не стали вы, ваше величество? Или я, военный министр?» — и ответил уверенно:

— Вполне согласен, ваше величество. Гинденбургу сейчас было бы не до атаки Самсонова. И Ренненкампф воевал бы, как положено, а не держал бы армию в бездействии полторы недели.

Царь промолчал. Слова Сухомлинова можно было принять на свой счет, но можно было и отнести их к самому Сухомлинову, если бы он был на месте великого князя. Но одного Сухомлинов добился определенно: царь решил бесповоротно удалить великого князя с поста верховного главнокомандующего и дело теперь было лишь за временем. Это время наступит через год, когда он скажет графу и барону Фредериксу, но пути в ставку великого князя:

— Граф, мы сейчас будем в ставке, я приглашу великого князя к обеду, а вы пригласите его свиту, как обыкновенно, а завтра утром мы проводим Николая Николаевича на Кавказ.

И проводит. Отстранив от главнокомандования и сам став верховным.

Как и хотел в начале войны. И как хотела царица.

А сейчас он искоса посмотрел на антресоли — нет ли там царицы? И произнес совершенно равнодушно:

— Марию Васильчикову я заточу в монастырь, — и без всякой связи с предыдущим сказал: — Болгарский король Фердинанд держит сомнительный нейтралитет, чтобы побольше выторговать уступок у воюющих сторон. Он мог бы весьма помочь союзникам угрозой Константинополю и Дарданеллам и тем помешать выступлению Турции против России. Подлый… Родился от Орлеанской принцессы, а смотрит в рот Вильгельму.

— Фердинанд смотрит не только в рот Вильгельму, ваше величество, но и в его кошелек и получает сто пятьдесят миллионов франков займа.