Читаем Грозное лето полностью

Это была ложь самая беспардонная, ибо окружены были два из пяти корпусов второй армии, которая через месяц получит пополнение из Сибирского и Туркестанского корпусов и начнет новое наступление. Но ставке кайзера именно такая телеграмма и была нужна — телеграмма о победе германского оружия над русскими, чтобы успокоить прусских помещиков, бежавших из своих имений в первые дни войны и сеявших панику и неверие в доблесть кайзеровских солдат. И еще — чтобы оправдать затянувшийся разгром Франции, обещанный генеральным штабом и правительством. И, наконец, чтобы ткнуть носом Фердинанда болгарского и Карола румынского, а самое главное — Магомеда Пятого турецкого в карту непрестанных побед рейха и понудить их выступить на стороне центральных держав.

Вот почему берлинские газеты всех направлений устроили неистовую свистопляску вокруг победы Гинденбурга, полузабытого, и безвольного, и дряхлого, и сразу поставили его в ряд выдающихся личностей истории, хотя Гинденбург менее всего был причастен к ней. Причастен был Людендорф, и отчасти Франсуа, действовавший совершенно самостоятельно и направивший свой корпус в тыл второй армии вопреки приказу Гинденбурга и Людендорфа, тотчас же, как только Увидел, что корпус Артамонова вдруг освободил ему путь по доброй воле.

Но об этом берлинские газеты помалкивали. Как помалкивали и о поражении своих союзников-австрийцев в Галиции, потерявших семьдесят тысяч пленными и более двухсот орудий, как помалкивали и о разгроме германской эскадры англичанами, потопившими в считанные часы три крейсера рейха у Гельголандской бухты.

Великий князь доложил царю:

«Причина неудачи второй армии — отсутствие связи между ее корпусами, своевольный перерыв телеграфного сообщения между покойным командующим второй армией со штабом… Тем не менее, ваше величество, всецело беру ответственность на себя…»

Несчастный телеграф, он так некстати подвел верховное командование русской армией!

…А спустя несколько дней в вагон великого князя в Барановичах вбежал радостно-возбужденный и торжествующий маркиз де Лягиш с красным, как перец, лицом и наполнил вагон восторженными восклицаниями:

— Победа! Мы победили на Марне, ваше императорское высочество! Боши отступают! Париж спасен! Вы не напрасно принесли жертву у Сольдау, и моя Франция будет вам благодарна вечно!

Великий князь порывисто стиснул его в своих медвежьих объятиях и торжественно-громко пророкотал:

— Я счастлив был принести эту нашу жертву во имя доблестной союзницы Франции и горд сим. Прошу передать моему другу генералу Жоффру мои самые искренние поздравления.

И прослезился.

А маркиз де Лягиш плакал.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В Новочеркасске наказный атаман генерал Покотило назначил в войсковом кафедральном соборе панихиду по бывшему войсковому наказному атаману Александру Васильевичу Самсонову.

Над Новочеркасском, над золотой головой собора клубились землисто-серые тучи, яростно, до синевы набрасывались друг на друга, подминали слабых, скручивались в гигантские жгуты, низвергались почти до земли и вот-вот, казалось, кинутся на макушку собора, на огромный золотой крест на нем и скрутят, сокрушат его под самый корень. И тогда поблекнут и исчезнут с лика земли и крест, и золотая голова собора и не будут больше сиять в солнечные дни на десятки верст окрест, умиляя паломников величием своим и ослепительным горделивым блеском, и все вокруг поблекнет и оденется в пепельно-серое, и холодное, и ничем не примечательное.

Но рядом с собором, на розовой гранитной глыбе, высился в ратной кольчуге, со знаменем в левой руке и с державой-Сибирью — в правой, бронзовый богатырь Ермак и хмуро смотрел по сторонам и следил за всем сущим зоркими ватажными глазами, готовый шагнуть с гранита и разметать все на земле и на небе, что станет супротивничать отчей земле его, и не ладить с людьми ее, и не чтить завещанное пращурами, во имя чего он отдал жизнь.

Ермак Тимофеевич, гордый сын степей донских, радетель земли родной и гроза ее сил темных и разорительных…

И тучи шарахались от него прочь, и всполошенно катились в Задонье, и лишь там разражались красной грозой и черным ливнем таким, что в нем меркло и терялось солнце, и поля необозримые, и станицы казачьи, и сама земля и небо погружались в темную, как ночь, густо синюю муть.

И тускнело золотое сияние собора, и день тускнел, и пропадали все краски радости, и воцарялся всюду цвет серый и унылый до боли.

Так они стояли гордо и безмолвно над всем: золотой крест на макушке собора, в поднебесье, и закованный в бронзу Ермак — на земле, величественные стражи тихого Дона, не подвластные никаким превратностям судьбы и человеческим невзгодам.

Перейти на страницу:

Похожие книги