Грозовой перевал

– Ах, если бы мне очутиться в моей постели в старом доме! – продолжала она с горечью, ломая в отчаянии руки. – И чтобы ветер выл в елях за окном… Дай мне снова его почувствовать. Дай мне снова услышать, как он дует с вересковой пустоши! Дай мне опять вдохнуть его полной грудью хоть один раз!

Чтобы успокоить ее, я на секунду растворила окно. Оттуда так и понесло лютым холодом. Я закрыла окно и вернулась на свое место у постели Кэтрин. Теперь она лежала спокойно, но лицо ее было залито слезами. Полный упадок телесных сил совершенно истощил ее дух. Наша неистовая Кэтрин превратилась в плаксивого ребенка.

– Сколько времени я уже сижу здесь взаперти? – спросила она, словно бы воспрянув.

– Вы заперлись в понедельник, а сейчас вечер четверга, скорее даже утро пятницы, – ответила я.

– Как? Той же недели? – воскликнула она. – Такой короткий срок!

– Достаточный для той, кто питается одной холодной водою и собственной злостью, – заметила я.

– А мне показалось, что часы тянутся бесконечно, – пробормотала она в сомнении. – Должно было пройти гораздо больше времени. Помню, я осталась в гостиной после их ссоры, и Эдгар принялся говорить мне ужасные вещи, а я в отчаянии убежала в свою комнату. Как только я заперла дверь, на меня навалилась тьма и я упала на пол. Там, в гостиной, я не могла объяснить Эдгару, что у меня точно начинается припадок, что я просто-напросто сойду с ума, если он продолжит бросаться своими нелепыми обвинениями! Язык меня не слушался, мысли вихрем проносились в голове, а он, должно быть, и не догадывался, как я страдаю. Мне едва достало сил убежать от него и его голоса. Когда ко мне вернулись зрение и слух, уже светало. И знаешь, Нелли, вот о чем я думала, вот какая картина меня неотвязно преследовала, пока я лежала на полу, головой упершись в ножку стола и вперив взгляд в едва различимый серый квадрат окна: мне показалось, что я снова дома, в своем алькове с дубовыми панелями, и мое сердце терзает какое-то большое горе, которое, проснувшись, я не могу припомнить. Я просто места себе не находила от того, что не помнила, что это было, и – что самое удивительное – семи последних лет моей жизни как будто и не бывало! Они изгладились из моей памяти, стерлись совсем. Вообрази, я снова – маленькая девочка, отца моего только что похоронили, и я несчастна из-за того, что по приказу Хиндли мы разлучены с Хитклифом. Меня в первый раз уложили спать одну в нашей с Хитклифом комнате. Вот я стряхиваю с себя тяжелое забытье, в которое провалилась, проплакав всю ночь, протягиваю руку, чтобы раздвинуть створки алькова…Но вдруг рука моя наталкивается снизу на столешницу! Чувствую ковер под собой, и… и тут память ко мне вернулась полностью, нахлынув в одно мгновенье. Мое прежнее горе потонуло в волнах настоящего отчаянья. Не могу объяснить, почему я чувствовала себя такой несчастной. Наверное, у меня случилось временное помрачение рассудка, потому что никакой причины не было. Но представь себе: я двенадцатилетняя девочка, – и вдруг оторвана от Грозового Перевала, от моей тогдашней жизни, от того, кто был моим миром – от Хитклифа, – и в мгновение ока превращена в миссис Линтон, хозяйку усадьбы «Скворцы», жену другого человека, бедную отверженную изгнанницу, выпавшую из привычного бытия. Вообрази, какая передо мной разверзлась бездна! Ты можешь качать головой сколько хочешь, Нелли, но именно ты помогла ввергнуть меня в нее! Ты должна была поговорить с Эдгаром, должна была убедить его оставить меня! О, я вся горю! Выпусти меня отсюда! Я снова хочу быть вольным ребенком, снова хочу бродить по полям, не зная страха и не ведая обид, а не сходить с ума от беспокойства и досады! Отчего такие перемены во мне? Почему моя кровь мгновенно закипает ядовитым ключом от любого вскользь брошенного слова? Но стоит мне вновь очутиться среди вереска и родных скал – и я стану самой собою! Я верю, я знаю! Отвори же скорее окно, распахни его во всю ширь! Скорее, что ты стоишь?

– Потому что не хочу, чтобы вы простыли насмерть, мадам, – ответила я.

– Значит, ты лишаешь меня последнего шанса на жизнь, – сердито воскликнула она. – Но я еще не совсем беспомощна, я сама открою окно!

И соскочив с кровати, прежде чем я успела ей помешать, она, шатаясь, прошла через всю комнату, распахнула окно и свесилась из него, не обращая внимания на морозный воздух, который, как острый нож, впился в ее обнаженные плечи. Я принялась уговаривать ее, а потом попробовала силой оттащить от окна. Но оказалось, что в бреду она гораздо сильнее меня, а то, что бред этот продолжается и ширится, я поняла по ее последующим словам и поступкам. Луны не было, и все внизу утопало в туманной мгле, нигде – ни далеко, ни близко – не было видно ни огонька; все дома в округе погрузились в сон, а окон Грозового Перевала из усадьбы видно не было, однако Кэтрин показалось, что она различает в них свет.