Грозовой перевал

– Она так и не пришла в себя, никого не узнавала с той самой минуты, когда вы ее оставили, – сказала я. – Нынче она покоится с улыбкой просветления на лице. Последние ее мысли были о милых ее сердцу днях детства. Жизнь ее закончилась тихим сном – пусть же ее пробуждение в ином мире будет столь же благостным.

– Благостным?! Как бы не так! – воскликнул он, бешено топнув ногой и застонав в приступе неукротимой ярости. – Пусть проснется в мучениях! Она все-таки сумела обмануть меня, ускользнуть от меня! Где она, где ее душа? Нет, не там, не на небесах… но и не погибла… где же она? Ты сказала, что тебе нет дела до моих страданий, а я нынче молю об одном, – и буду повторять эти слова, пока язык мой не отсохнет, – Кэтрин Эрншо, да не будет тебе покоя, пока я жив! Ты сказала, что я убил тебя – так преследуй меня, не давай мне отдыха! Я знаю, убитые преследуют своих убийц, призраки и вправду бродят по земле. Останься со мной навсегда… прими любой облик… сведи меня с ума! Но только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу найти тебя! Боже, нет у меня больше слов! Кэтрин, жизнь моя, душа моя, не могу я остаться без тебя!

Тут он начал биться головой об узловатый ствол дерева, а потом… нет, не закричал, а завыл, закатив глаза, как дикий зверь при последнем издыхании, пораженный ножами и копьями охотников. Я увидела, что кора дерева уже запятнана кровью, его лоб и рука тоже в крови: возможно, сцена, свидетельницей которой я оказалась, была повторением того, что происходило здесь всю ночь. Ужас мой был так велик, что я почти не могла сострадать этому человеку, но и уйти не решалась. Но едва он овладел собой и заметил, что я за ним наблюдаю, он тут же громовым голосом велел мне убираться прочь, и я подчинилась. Ни успокоить, ни утешить его я не могла – это было не в моей власти!

Похороны миссис Линтон были назначены на следующую пятницу после ее кончины. До этого гроб с ее телом стоял открытый, усыпанный цветам и душистыми травами, в большой гостиной. Линтон проводил подле него дни и ночи, не зная сна, и – скрытно для всех, кроме меня, – неподалеку был и Хитклиф, ночи напролет таившийся в парке без сна и отдыха. Я не встречалась с ним, но понимала, что он хочет войти в дом, если представится случай. И вот во вторник, когда только что стемнело и мой хозяин, уже не державшийся на ногах от слабости, вынужден был оставить свое бдение у гроба на несколько часов, я пошла и отворила одно из окон. Я была тронута верностью Хитклифа и решила дать ему возможность сказать последнее прости бренным останкам своего кумира. Он не преминул этой возможностью воспользоваться, но сделал это быстро и со всей осторожностью, не выдав своего присутствия ни малейшим шумом. Я бы и не догадалась, что он приходил, если бы складки ткани на подушке, где лежала голова покойной, не примялись, и если бы на полу не лежал локон светлых волос, перевязанных серебряной нитью. Когда я присмотрелась к нему внимательнее, то поняла, что его достали из медальона, висевшего на шее Кэтрин. Хитклиф его открыл и выбросил содержимое, заменив его прядью своих собственных темных волос. Я подобрала выброшенный локон, переплела обе пряди вместе и спрятала их обратно в медальон.

Мистера Эрншо, конечно же, пригласили проводить свою сестру в последний путь, но он так и не появился на похоронах, даже не потрудившись прислать извинения. Таким образом, гроб провожали, кроме мужа, только арендаторы и слуги. Изабеллу не позвали.

Местом последнего упокоения Кэтрин, к удивлению местных жителей, избрали не фамильную усыпальницу Линтонов в нашей церкви, украшенную богатой резьбой, и не место на погосте подле могил ее родственников. Ее зарыли на зеленом склоне в самом углу кладбища, где стена так низка, что через нее перебрались поросли вереска и черники с пустоши. Могильный холм почти теряется среди торфяных, мшистых склонов. Ее муж похоронен тут же рядом, каждому в головах поставлен простой могильный камень, а в ногах лежит серая незатейливая плита, отмечая могилы.

Глава 17

Пятница похорон была последним хорошим днем той весны – за ней последовал месяц сплошной непогоды. Уже к вечеру в природе наступил перелом: ветер сменился с южного на северо-восточный и принес сначала дождь, а затем снег и град. Наутро не верилось, что до этого стояли три недели почти летнего тепла. Первоцвет и крокусы скрылись под сугробами снега, жаворонки умолкли, молодые листья, раскрывшиеся слишком рано, побило холодом. Новый день шествовал мрачный, неуютный и сумрачный… Мой хозяин не выходил из своей комнаты, а я переселилась в опустевшую гостиную, превратив ее в детскую. Здесь я и сидела, держа на коленях тихо плачущую малышку – дитя было крохотным, как кукла. Я укачивала бедняжку, глядя в незанавешенное окно, медленно заносимое снежными хлопьями, как вдруг двери распахнулись и в комнату вбежала какая-то женщина. Она запыхалась от быстрого бега и громко смеялась. Сначала я скорее разозлилась, чем удивилась, решив, что это какая-то нерадивая горничная, и прикрикнула: