Читаем Грозовой перевал полностью

– Не слушайте ее бред! – закричала я в полном отчаянии. – Она сама не понимает того, что говорит. Вы хотите погубить ее, потому что она безумна и не в состоянии защитить себя? Вставайте! Хватит притворяться – вы можете освободиться в один миг. Видно, вы затеяли самое дьявольское из своих дел! Из-за вас мы все погибнем: хозяин, хозяйка и служанка.

Я ломала руки, взывая к нему, и тут услышала, что мистер Линтон заспешил на шум. Как сильно я ни волновалась, я искренне обрадовалась, увидев, что руки Кэтрин бессильно разжались и голова поникла.

«Она в глубоком обмороке или мертва, – подумала я. – И лучше бы ей умереть, а не влачить остаток дней вечным укором и обузой для близких».

Эдгар рванулся к непрошеному гостю с лицом, побледневшим от изумления и ярости. Я не знаю, каковы были его намерения, но в этот момент Хитклиф, казалось, отказался от мысли противостоять мужу Кэтрин. Он буквально с рук на руки передал ему безжизненное тело его жены и произнес:

– Послушайте, если в вас есть человечность, позаботьтесь прежде всего о ней, а мы с вами потом поговорим!

Хитклиф вышел в гостиную и уселся там. Мистер Линтон призвал меня, и мы с большими трудами и перепробовав множество средств все-таки сумели привести госпожу в чувство. Но она была в полной потере памяти и помутнении рассудка, поминутно горестно вздыхала и никого не узнавала. Эдгар в своей тревоге за ее жизнь и думать забыл о ее друге, к которому питал столь сильную ненависть. Я же не забыла: при первой же возможности я прошла в гостиную и уговорила Хитклифа покинуть наш дом, уверив, что Кэтрин лучше и что утром я сразу же сообщу ему, как она провела ночь.

– Я ухожу, но из дома, а не за пределы усадьбы, – заявил он. – Я останусь в саду. Смотри же, Нелли, сдержи завтра свое слово! Я буду скрываться под теми лиственницами. Если не придешь, я сам войду в дом, невзирая на присутствие или отсутствие Линтона.

Он бросил беглый взгляд в приоткрытую дверь комнаты Кэтрин и, убедившись, что я говорю ему правду, избавил наш дом от своего присутствия, не принесшего нам ничего, кроме несчастий и бед.

Глава 16

Этой ночью около двенадцати родилась та самая Кэтрин, которую вы видели на Грозовом Перевале, – родилась она семимесячной и совсем крохотной. А через два часа та, кто дала ей жизнь, покинула наш мир, так и не приходя в сознание. В свой смертный час она не увидела, что Хитклифа нет подле нее, и не смогла ни опечалиться этим, ни проститься с Эдгаром. Горе последнего было столь велико, что я даже не хочу описывать вам его. Последствия утраты вылились в глубокую и затаенную скорбь, поселившуюся в душе моего хозяина. В моих глазах несчастье усугублялось еще и тем, что владелец «Скворцов» не получил законного наследника. Я оплакивала нашу злую участь, глядя на хиленькую сиротку, и мысленно корила старого Линтона, который – хоть и будучи в своем полном праве – закрепил в завещании свои владения за собственной дочерью, а не за дочерью сына. Да, в негостеприимный мир вступила следующая Линтон! В первые часы своего существования на этом свете бедняжка могла буквально изойти криком и плачем, и никто бы не обратил на нее внимания. Впоследствии мы окружили ее всяческой заботой, но начало ее жизни было отмечено той же пустотой и одиночеством, которыми, скорее всего, будет омрачен и ее конец.

На следующее утро солнце, которое радостно и ярко светило на улице, прокралось сквозь ставни и шторы в безмолвную комнату, мягким светом залило кровать и лежащее на ней неподвижное тело. Эдгар Линтон склонил голову на подушку подле своей жены, глаза его были закрыты. Его молодое, красивое лицо бы почти таким же мертвенно бледным, как и лицо Кэтрин, и почти таким же застывшим, но если неподвижность его черт отражала полную опустошенность, то ее – вечное умиротворение. Лоб ее разгладился, веки смежились, на губах играло подобие улыбки. Воистину, она была прекрасней, чем ангел небесный! На меня снизошел тот же бесконечный покой, который окружал ее, мысли мои никогда не были столь благочестивы, чем тогда, когда я взирала на этот ничем не нарушаемый образ последнего отдохновения. Я невольно вспомнила слова, которые она произнесла всего несколько часов назад, и пробормотала: «Невообразимо далеко и высоко над всеми нами… Где бы ни был сейчас ее дух, все еще на земле или уже на небесах, она примирилась с Господом!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Экранизированная классика

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Венера в мехах
Венера в мехах

Австрийский писатель Леопольд фон Захер-Мазох создавал пьесы, фельетоны, повести на исторические темы. Но всемирную известность ему принесли романы и рассказы, где главной является тема издевательства деспотичной женщины над слабым мужчиной; при этом мужчина получает наслаждение от физического и эмоционального насилия со стороны женщины (мазохизм). В сборник вошло самое популярное произведение – «Венера в мехах» (1870), написанное после тяжелого разрыва писателя со своей возлюбленной, Фанни фон Пистор; повести «Лунная ночь», «Любовь Платона», а также рассказы из цикла «Демонические женщины».…В саду в лунную ночь Северин встречает Венеру – ее зовут Ванда фон Дунаева. Она дает каменной статуе богини поносить свой меховой плащ и предлагает Северину стать ее рабом. Северин готов на всё! Вскоре Ванда предстает перед ним в горностаевой кацавейке с хлыстом в руках. Удар. «Бей меня без всякой жалости!» Град ударов. «Прочь с глаз моих, раб!». Мучительные дни – высокомерная холодность Ванды, редкие ласки, долгие разлуки. Потом заключен договор: Ванда вправе мучить его по первой своей прихоти или даже убить его, если захочет. Северин пишет под диктовку Ванды записку о своем добровольном уходе из жизни. Теперь его судьба – в ее прелестных пухленьких ручках.

Леопольд фон Захер-Мазох

Классическая проза / Классическая проза ХIX века
Грозовой перевал
Грозовой перевал

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

Эмилия Бронте

Классическая проза ХIX века

Похожие книги

Марусина заимка
Марусина заимка

Владимир Галактионович Короленко (1853–1921) — выдающийся русский писатель, журналист и общественный деятель, без творчества которого невозможно представить литературу конца XIX — начала ХХ в. Короленко называли «совестью русской литературы». Как отмечали современники писателя, он не закрывал глаза на ужасы жизни, не прятал голову под крыло близорукого оптимизма, он не боялся жизни, а любил ее и любовался ею. Настоящая книга является собранием художественных произведений, написанных Короленко на основе личных впечатлений в годы ссыльных скитаний, главным образом во время сибирской ссылки. В таком полном виде сибирские рассказы и очерки не издавались в России более 70 лет.

Владимир Галактионович Короленко , Владимир Короленко

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза