Группа поддержки для выживших девушек

Я доверяю доктору Кэрол в той же мере, что и всем остальным, и это распространяется и на ее детей. Я дожидаюсь, когда ей позвонят и она начнет разговор на кухне, и возвращаюсь в ее солнечную пристройку, запираю замок на двери ее кабинета с помощью старой библиотечной карточки, которую храню для таких дел. Если она сама не может завести себе электронную почту, то, вероятно, ведет дела на бумаге. И точно: я нахожу архивный шкаф под ее длиннющим столом.

Я прежде всего просматриваю верхний ящик справа от ее кресла, предполагая, что тут она держит свои семейные бумаги, и радуюсь тому, что попадаю в самую точку. Эллиотт Пэкс, а следом Эллиотт Скай. Если я сегодня вечером закупорюсь в машине Ская, я хочу понимать, какого рода угроз мне следует опасаться.

У Ская имелась выписка об академической успеваемости из Калифорнийского университета в Беркли, никаких дисциплинарных взысканий, никаких арестов. Никаких лекарственных средств ему не прописывали, если не считать «Олопатадина» от сенной лихорадки. Никаких психиатрических отклонений, только короткое лечение у логопеда в детстве – ему тогда никак не давался звук «р». Он чист, вернее, чист настолько, насколько может быть чист мужчина. Это мне подойдет.

Я отвожу себе еще минуту, чтобы заглянуть в другие ящики. Имена пациентов, сначала фамилии, одна за другой: Диер, Сандра; Клейн, Дебора; Мейсон, Тамара; Морейн, Вайолет; Санчес, Вера. Одни женщины, что не так уж и странно, поскольку доктор Кэрол специализируется на жертвах насилия, а это единственное, что женщинам достается с избытком. Я пролистываю несколько дел и вижу, что все это женщины, встретившие монстра, но не убившие его. Последние девушки в зародыше.

Я закрываю ящик и проверяю стол. Над ним висят дипломы в рамочках, цитаты, фотографии – вот она пожимает руку Арнольду Шварценеггеру, обложка журнала «Тайм» с ней, Адриенн и Джулией. Я не общалась с прессой, а они прежде делали это. При мысли о том, что ты вот так стоишь на глазах у всех, у меня мурашки по коже бегут.

Рядом с ее компьютером стоит накопитель для папок, и в нем единственная папка из манильской пеньки. Я раскрываю ее и вижу знакомое лицо, прикрепленное к обложке изнутри: Фьюгейт, Стефани, она усмехается так, как больше никогда уже не усмехнется. Что-то есть в этой улыбке, что-то блаженное и беззащитное, и оно включает память, и я вижу улыбку Джиллиан и стараюсь больше не думать о Джиллиан, я стараюсь вообще любой ценой выкинуть ее из головы, потому что иначе я начинаю думать о том, что с ней случилось, и тогда все возвращается ко мне точно, как оно и случилось, и я выхожу из кабинета доктора Кэрол, запираю дверь и тут же снова начинаю плакать.

Я сижу в спортивном зале, смотрю на стену, что против меня, и стараюсь не думать о Джиллиан, о том, как мне не удалось спасти ее, определенно стараюсь не думать о том, что я убежала и оставила Джулию лежать у меня на полу. Я долго, долго думаю об этом. Я не могу сделать ни шага до вечера, а время просто исчезает, когда я начинаю думать обо всех случаях, когда я подводила кого-нибудь из моих знакомых. Когда Пэкс стучит в мою дверь и спрашивает, пойду ли я обедать, я прошу его передать матери, что я сегодня лягу рано. Завтра мне предстоит большой день с копами.

* * *

Я знаю – мы пациентки доктора Кэрол, но когда я увидела эти папки, у меня появилось ощущение, что я экспонат коллекции, трансформер ограниченной серии, бабочка, приколотая к доске. Прежде чем вернуть на место, я просмотрела папку Фьюгейт Стефани. Она была на Красном озере, потому что три года назад, когда ей было тринадцать, ее школьный тренер по теннису начал травить своих игроков, одержимый идеей создать чемпионскую ракетку, и Фьюгейт Стефани догадалась об этом во время встречи в его кабинете, прежде чем он успел дать ей смертельную дозу. «Красное озеро» было не первым ее кризисом, оно было сиквелом. Сегодня она похожа на всех нас, остальных. Бедная малышка. Еще одна куколка из коллекции доктора Кэрол.

Когда мои часы показывают 21:57, я тихонько выхожу в коридор, тревожная сумка висит у меня на плечах, ременная сумка висит на поясе. Я слышу, как доктор Кэрол в доме разговаривает с кем-то по телефону, она говорит четким, уверенным голосом, который стихает, когда я пробираюсь к боковой двери, где меня ждет Скай.

– Готовы? – шепчет он.

Я опускаю глаза. На нем тяжелые черные военные берцы, слишком большие и шумные, чтобы незамеченным выйти из дома.

– Поменяй ботинки, – шепчу я.

– Это же мои «АндерАрмур»[26]

, – шепчет он в ответ. – Они пробуждают страх.

Я закатываю глаза. Мальчики и их игрушки. Он открывает боковую дверь, и мы оба прислушиваемся, но непрерывный голос доктора Кэрол эхом отдается в кухне. Это хороший знак. Мы проскальзываем в гараж. Его ботинки и в самом деле производят тот шум, которого я опасалась.

– Эй! – раздается пронзительный голос, прежде чем я успеваю закрыть кухонную дверь. – Вы это куда?

Это Пэкс. Я начинаю закрывать дверь перед его носом, но он хватается за дверное полотно.

– Вы тайком? На свиданку?

– Закрой рот, – шепчу я.