Грустная девочка

– Это так кажется, потому что ты меня любишь. Но вот ты уж точно самая красивая девочка из всех, кого я видела. Поэтому я не понимаю, почему они с тобой не дружат.

София горестно вздохнула, отчего Эмма почувствовала, как по лицу расползается улыбка.

– Зато я угрюмая.

– Какая? – не поняла Эмма.

– Они так сказали. Угрюмая. И игрушки у меня дурацкие. И смеяться я не умею. И шуток не понимаю.

Эмма пошевелила пальцами, приглашая Софию вложить свою руку в ее ладонь. После секундной заминки девочка накрыла своей ладошкой ее пальцы, и Эмма легко сжала ее.

– Ты станешь лучше их всех, – пообещала она. – И они пожалеют о том, что говорили о тебе такие вещи. Ты научишься смеяться и радоваться, но уже не с ними. Если им не хватает ума понять, какая ты замечательная, то они не заслуживают тебя. Пусть себе играют сами, ты не должна жалеть о том, что они тебя не принимают. А насчет игрушек… что бы ты хотела?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Может, только бумагу, чтобы рисовать.

– Тебе нравится рисовать?

Вместо того чтобы ответить, София просто кивнула.

– Хорошо. Тогда я постараюсь купить тебе альбом в ближайшее время. А пока, если тебе захочется рисовать… – Эмма поднялась, прошла в комнату и вернулась оттуда с тетрадью, в которую она записывала лекции по медицине еще в те зимние дни, когда они с Мэйлин ходили на курсы. – Здесь еще много чистых листов, можешь рисовать сколько угодно. Карандаш я тебе дам.

София перевернула тетрадь назад и стала рассматривать чистые страницы. Ее лицо светилось таким тихим, но ощутимым восторгом, что Эмме казалось, будто она даже видела слабое сияние, струившееся из-под ее ресниц.

– Спасибо, – прошептала София, закрывая тетрадь и опуская ее к себе на колени. – Здесь так много бумаги.

– Рисуй на здоровье, – улыбнулась Эмма. – Для тебя это сейчас очень важно. Я горжусь тем, что ты проявляешь к этому интерес.

Ей не хотелось портить этот момент мыслями о плохом. Будет еще время, когда им обеим придется поплакать и погрустить. Пока есть возможность, нужно пользоваться каждой минутой покоя.

У них был свой мирок, в котором остальные считались лишними. Он не был постоянным – появлялся, когда они оставались наедине и исчезал, когда рядом был Мартин. Потому что с Мартином создавался другой мир, в котором находилось место и для него.

Чем она заслужила такое счастье – знать Мартина и даже быть любимой этим человеком? Эмма не считала себя великодушной или щедрой, но знала, что все эти качества с лихвой присущи ему – человеку, ради которого она без раздумий могла бы пожертвовать собой. Его бесконечное терпение и готовность идти на уступки иногда приводили ее в полное замешательство, потому что ее странный жизненный опыт не содержал воспоминаний о людях, которые хоть сколько-нибудь походили бы на него. И чем дольше она его знала, тем сильнее удивлялась тому, каким честным и мудрым он был. С каждой новой встречей она открывала в нем новые черты и видела то, что прежде оставалось для нее закрытым.

Когда она делилась с ним своими переживаниями, Мартин мог парой слов развенчать любой миф и успокоить ее душу. Как-то раз она заметила, что другие люди считают, будто София и Филипп ждали слишком многого. Она рассказала ему о разговорах, что ходили между соседями. Люди жалели Шерлока, называя его племянников неблагодарными. Чего еще нужно детям, если у них есть крыша, еда и все самое необходимое? Им бы благодарить хотя бы за это, а не желать большего. Ей было обидно слышать такое, но хуже становилось от того, что эти пересуды заставляли ее сомневаться в правильности своего решения. Конечно, она ни за что не отдала бы Софию обратно, но порой ее начинала терзать совесть, и она почти убеждала себя в том, что поступила бесчестно по отношению к Шерлоку и его жене. На все ее слова Мартин ответил лишь одно: «Если обычная забота станет тем, за что нужно считать себя в долгу, тогда домашние побои и издевательства превратятся в норму. Не снижай планку человеческих отношений, Эмма. Пусть этим занимаются другие, но тебе такое не пристало». Эти слова подарили ей спокойствие, о котором она мечтала, и она перестала слушать людей.

Он был терпеливым и сильным. Она чувствовала в нем эту силу по его неторопливости и нежеланию выставлять себя напоказ. Мартин никогда не пытался что-то ей доказать – он лишь появлялся рядом в нужное время и направлял ее поступки, оберегая от горьких сожалений и разочарований. На фоне таких явных достоинств его редкие недостатки меркли и становились незаметными. Рядом с ним она чувствовала себя неуравновешенной и безответственной.