Грустный гном, весёлый гном

— Ну, храбрится… А ты приглядись к папе повнимательнее. И увидишь, что ему очень тяжело сейчас. Понимаешь? И грустно, потому что он у нас всегда был самым сильным — и вдруг беспомощным оказался. Носился на своём велике. Всё нипочём было — дождь, метель, гололёд… И вдруг — приехали. Да так приехали, что в ванную зайти не может, чтобы не ушибиться. И порожки, которые не замечал никогда, вдруг высокими стали… А ещё тяжело, потому что больно ему. Постоянно. Он только виду не показывает, но у него очень рука и нога болят. Я-то слышу, как он во сне стонет. Ведь даже когда он спит, сломанные кости всё равно ноют. От боли он часто ночью просыпается. Я делаю вид, что сплю, а он лежит рядом и боится пошевелиться, чтобы меня не разбудить. Я как-то спросила его: «Что, очень больно?» А он отвечает: «Не больно!» А потом рассердился. Если, сказал, он мне мешает, на кухне тогда спать будет. Еле успокоила. Только, понимаешь, он не на меня рассердился. А на себя, на свою беспомощность… И на боль свою рассердился, что сдержаться из-за неё не может, стонет и ворочается и меня среди ночи будит…

Антошка во все глаза смотрел на маму. И вдруг почувствовал, как у него по щекам потекли слёзы. Мама слёзы заметила, обняла сына, прижала к себе.

— Прости меня, родненький… Но ты уже большой. И всё понимаешь. Поэтому и рассказываю тебе это. Ещё потому рассказываю, что и ты папу любишь. А любить — это не только подарки дарить и радовать того, кого любишь. Но ещё и оберегать… Нам с тобой папу поберечь надо. Чтобы он себе хуже не сделал.

Они ещё поговорили немного. Мама ушла. Антошка решил, что больше не будет в «обезьяну» и «пиратов» с папой играть. Но хоть и принял такое решение, всё же было немного грустно оттого, что большой пират теперь не запрыгнет в комнату и не крикнет маленькому пирату: «Сто чертей на бочку! Йо-хо-хо! Рому нам, рому!»

Фотография

Однажды утром, когда мама ушла на работу, папа прискакал в Антошкину комнату. В руке он держал фотоальбом. Папа сел на диван, альбом положил на колени.

— Я знаю, — сказал папа, — что у тебя скоро последняя репетиция перед смотром. И будут решать, тебе играть или тому мальчику… Как его зовут?

— Саша Подрезов, — ответил Антошка.

— Верно. Саша Подрезов. Ещё знаю, мне Манана Арчиловна много раз жаловалась, что ты во время игры в ансамбле постоянно что-то меняешь. Почему так получается, я не понимаю. Но хочу тебе помочь. Только постарайся меня понять, хорошо?

Антошка кивнул.

— Вот что я придумал. Иди сюда…

Антошка подошёл, сел рядом с папой. Папа открыл альбом.

— Как думаешь, почему люди придумали фотографию?

— Чтобы фотки смотреть? — предположил Антошка.

— Верно, — улыбнулся папа. — А что на этих фотографиях? На этой, например? — Папа показал фото, где Антошке не было ещё и года. Он лежал на животе и удивлённо смотрел в объектив.

— Это я.

— Правильно. А сколько тебе здесь лет?

— Не знаю. Маленький ещё.

— А маленьким ты давно был?

— Давно.

— И себя в этом возрасте не помнишь, верно? Тем более как выглядел тогда… Или вот ещё фотка. Кто на ней?

Папа показал следующую фотографию. На ней другой малыш лежал на животе и удивлённо смотрел в объектив. Только фотография была старая и потрескавшаяся.

— Тоже я? — спросил Антошка неуверенно.

— Э нет, дружище… Это я.

— Ты?! — удивился Антошка. — Такой крошечный?! Врёшь!

— А похожи мы с тобой, правда? — Папа приложил фотографии одну к другой. Малыши были действительно похожи, как близняшки. И позы у них были одинаковые.

— И ещё, — сказал папа и подал сыну карточку.

На ней девочка лет семи улыбалась в объектив. А за спиной у девочки были качели.

— Как думаешь, кто это? — спросил папа.

— Мама?

— Мама. Только не твоя, а мамина. Наша бабушка. Это, кстати, единственная её детская фотография. И если она потеряется, то ничего от бабушкиного детства не останется. Потому что негативы не сохранились, по которым можно опять фотографию отпечатать. Жалко будет, если она потеряется, правда?

— Жалко, — согласился Антошка.

— Если бы не эта карточка, то мы бы не знали, какой бабушка была в детстве. А теперь вот что скажи… Мы можем сделать так, чтобы бабушка в детстве другой стала?

Антошка папу не понял.

— Ну… чтобы ей тут, например, не семь лет было, когда её фотографировали, а три или двадцать? Мы можем это сделать?

— Не можем, — сказал Антошка.

— Правильно, не можем. Потому что прошлое изменить нельзя, понимаешь? Как бы мы этого ни хотели. А теперь слушай внимательно. Твои пьесы — тоже фотографии прошлого. Только записаны эти фотографии звуками. Вот ты нарисовал звуками, как вы шли с бабушкой из школы и как светилась стеклянная дорога, по которой вы шли. И картинка эта исчезла бы совсем, если бы ты, когда пришёл домой, не сел и не записал её. Но ты записал. И она стала звучащей фотографией. На неё нельзя посмотреть, но эту фотографию ты можешь дать послушать мне, маме, ребятам… Так почему ты хочешь поменять картинку, что была в прошлом? Разве это возможно?

— Нет, — тихо ответил Антошка.