Губерман Игорь

Поскольку я жил не эпическии брюки недаром носил,всегда не хватало хроническимне времени, денег и сил.

Поскольку я себя естественновезде веду, то я в наградуи получаю соответственнопо носу, черепу и заду.

Свои серебряные латыношу я только оттого,что лень поставить мне заплатына дыры платья моего.

Чтобы вынести личность мою,нужно больше, чем просто терпение,ибо я даже в хоре поюисключительно личное пение.

Врут обо мне в порыве злобы,что все со смехом гнусно хаю,а я, бля, трагик чистой пробы,

я плачу, бля, и воздыхаю.

Не в том беда, что одинок,а в ощущеньях убедительных,что одинок ты — как челнокмежду фрегатов победительных.

Настолько не знает пределалюбовь наша к нам дорогим,что в зеркале вялое теломы видим литым и тугим.

Живя не грустя и не ноя,и радость и горечь ценя,порой наступал на гавно я,но чаще — оно на меня.

Застолья благочинны и богатыв домах, где мы чужие, но желанны,мужчины безупречны и рогаты,а женщины рогаты и жеманны.

Напрасно я нырнул под одеяло,

где выключил и зрение и слух,во сне меня камнями побивалатолпа из целомудренных старух.

Порой издашь дурацкий зык,когда устал или задерган,и вырвать хочется язык,но жаль непарный этот орган.

У многих авторов с тех пор,как возраст им понурил нос,при сочинительстве — запор,а с мемуарами — понос.

Верчусь я не ради забавы,я теплю тупое стремлениес сияющей лысины славыпостричь волоски на кормление.

Не зря мы, друг, о славе грезили,нам не простят в родном краю,что влили мы в поток поэзиисвою упругую струю.

Когда насильно свой прибортерзает творческая личность,то струны с некоторых порутрачивают эластичность.

Я боюсь в человеках напевности,под которую ищут взаимности,обнажая свои задушевностии укромности личной интимности.

Когда с тобой беседует дурак,то кажется, что день уже потух,и свистнул на горе-вареный рак,и в жопу клюнул жареный петух.

Он не таит ни от когосвоей открытости излишек,но в откровенности егоесть легкий запах от подмышек.

Не лез я с моськами в разбор,молчал в ответ на выпад резкий,

чем сухо клал на них прибор,не столь увесистый, как веский.

На вид неловкий и унылый,по жизни юрок ты, как мышь;тебя послал я в жопу, милый, —ты не оттуда ли звонишь?

Такой терзал беднягу страхзабытым быть молвой и сплетней,что на любых похоронахон был покойника заметней.

Хвалишься ты зря, что оставалсячестным, неподкупным и в опале;многие, кто впрямь не продавался —это те, кого не покупали.

Покуда крепок мой табаки выпивка крепка,мне то смешон мой бедный враг,то жалко дурака.